|
Я сочиняю разные истории. Могу придумать что-нибудь такое, от чего у Вас волосы дыбом встанут. Люблю писать про гномиков, про зверюшек лесных-домашних. Но лучше всего у меня получаются рассказы про первую любовь.
***
- Витя, - тихо произнесла девушка, - ты не хочешь поцеловать меня в губы?- В губы? - тихо переспросил Витя, - тебя? - А что? - прошептала девушка, - что в этом странного, Витя? Мы знаем друг друга уже очень давно. Между нами нет никаких секретов. Я даже помню, где у тебя родинка, контурами своими напоминающая мою левую грудь, если смотреть на неё справа. - Ну и что? - тихо спросил Витя, - разве это знание дает тебе право распоряжаться моей судьбой? Я ведь тоже не лыком сшит! С того самого дня, когда я впервые увидел тебя в раздевалке у пруда, с того самого момента я скрупулезно и усидчиво собирал информацию. По крупинкам, пылинкам и тычинкам я таки набрал столько сведений, что, верь мне, милая, того, что знаю о тебе я, не знает больше никто. - Витя, - тихо проговорила в ответ девушка, - ты заходишь слишком далеко, милый! Не спорю, моя биография изобилует кое-какими несуразностями и нелепицами, но, скажи на милость, кого это волнует?! Никого не волнует. А уж тебя это не касается в самую первую и главную очередь! - Но, постой, - взволнованно прошептал Витя, - тут ты очень и очень ошибаешься. Согласен, точное число твоих любовников я мог бы и знать. Сказать по правде, я его и не помню. Что-то около 37, но я могу ошибаться. Но, милая, как же быть с твоей младшей сестренкой, умершей в малолетстве от обширного кровоизлияния в мозг?! Кто тебя просил сталкивать несчастную малышку с обеденного стола, по которому она так любила гулять в отсутствие родителей? - Витя! - тихим ночным голосом воскликнула девушка, - забудь об этом, милый! Пока не поздно, поцелуй меня в губы, и я обещаю, что никто никогда не узнает, как стала женщиной твоя двенадцатилетняя соседка по садоводству. То есть, я не исключаю варианта, что тем солнечным днем, она шла к тебе в гости, именно за этим. Возможно, так оно и было. Но угощать девушку вкусным заграничным ликером с пятью таблетками циклодола - это уже, согласись лишнее. - Милая, - выдержав непродолжительную паузу, тихо произнес Витя, - мне кажется - нам стоит узнать друг друга поближе. Давай я поцелую тебя в губы, и мы отправимся вот в ту парадную. - Я согласна, Витя! - потупив взор, выдохнула девушка, - но, умоляю, запомни одну единственную вещь: всё, что я о тебе знаю, напечатано на машинке, запечатано в конверт и отдано на хранение моей лучшей подруге... - Не волнуйся, милая! - улыбнувшись в ответ, ласково произнес Витя, - документальный видеофильм о твоей сестренке лежит в ящике письменного стола в квартире моего одноклассника... - Ах! - воскликнула девушка, и в следующий миг их губы слились в страстном продолжительном поцелуе... ***
Эту любовную историю я сочинил несколько дней назад. А вообще писать я начал давно. С раннего детства. В 7 лет я сочинил историю про Храброго Лесного Енота.
***
...Идет зайчик по лесу и плачет. Глазки ушками вытирает; морковку иногда кусает, но, видно, что без всякой охоты. Долго ли идет зайчик по лесу - не знаю, но тут, откуда ни возьмись - Лиса навстречу.- Зайчик! Зайчик! - говорит Лиса, - отдай мне морковку. - Не отдам! - отвечает Зайчик, и пуще прежнего слезами заливается. - Отдай морковку! - вновь говорит Лиса, - мне сегодня к Волку идти, а он без морковки и на порог не пустит. - Не отдам, - визжит Зайчик, - мне морковка самому нужна. Не жить мне без морковки. - Тебе и так - не жить! - говорит Лиса и проглатывает Зайчика совершенно безболезненно. И бежит, значится, к Волку. - Рыжая, - грозно говорит Волк, - морковку принесла? - Конечно, Серенький. Как обещала. Вот она. Возьми. Волк бережно кладет морковку во внутренний карман шаровар, и вдруг как из-под земли появляется Медведь. Он косолапый, и пахнет неприятно медом. - Эй! - страшно рычит Медведь, - не морковку ли я тут видел?! - Не знаем! - жалобным хором отвечают оставшиеся звери. - А ну, Серый, сымай шаровары, - жутко орет Медведь. - Сам сымай, - смело отвечает Волк, и не успевает крякнуть, как оказывается без штанов, морковки и задом к елке. - Ты не Бурый Медведь, - плаксиво говорит Волк, - ты - Медведь нежно-голубого цвета. А Медведь его не слышит. Он бежит, ломая ветки, к норе Лесного Енота, чтобы отдать храброму маленькому лесному зверьку чуть покусанную морковку. "Господи, - бормочет на бегу Медведь, успеть бы вовремя!" О том, что случается с теми, кто опаздывает, Косолапый старается не думать... ***
Эта лесная история наделала в свое время немало шума. Я даже приз за неё получил. И поехал на нем домой.А не так давно ко мне обратились с просьбой сочинить небольшую, но познавательную историю в стиле "fantasy". ***
Пятые сутки под палящими лучами Великого Солнца Пси в сторону Города Невидимых Пальцев двигалась кавалькада, состоящая, в том числе, из десятки хорошо вооруженных всадников, чьи золотые доспехи не оставляли никакого сомнения в принадлежности их хозяев к Третьей Касте Господ; кроме того, кавалькада состояла из двух крытых повозок, двигающихся благодаря стараниям четверки одомашненных бурунблюдов, привезенных, видимо, с островов Пыльного Океана.Но и это ещё не всё. Возглавлял процессию небольшого роста Гном в оранжевом плаще с кровавым подбоем и треугольной шляпе, равнозначные стороны которой не оставляли сомнения в принадлежности невысокого Гнома к Пятой Касте Господ. А трость, с помощью которой предводитель, собственно, шёл, недвусмысленно намекала на то, что её хозяин занимает одну из высших ступеней в Иерархической Лестнице Последователей Точных и Правильных Наук. Кроме всего вышеперечисленного, кавалькада обладала некоторыми особенностями, отличающими её от бесчисленных процессий Ритуального Исхода или от бесконечной вереницы Темных и Светлых Беженцев, чей молчаливый ропот навевал тоску и отчаяние на горных жителей, всё еще ждущих Чудесного Избавления, принести которое должен Бесстрашный Рыцарь Балтазар, чей образ неуловимым сходством напоминал лицо невысокого предводителя странной Кавалькады, пятые сутки двигающейся в Сторону Города Невидимых Пальцев. ***
Как видите, мои истории ничуть не хуже романов Ника Перумова или того же пресловутого Толкиена. А с точки зрения стиля, моё "fantasy" может дать фору любому другому "fantasy".В последнее время я занялся собственной биографией. Пытаюсь подвести под неё логическую основу. ***
Родился я, предположим, в 1974 году в деревне. Мать моя, пускай, доярка, еле-еле сводила концы с ними же самими. Отца я не помню. Поговаривали, что был он капитаном и жил в Константинополе. Возможно, что он тоже еле-еле сводил то же самое, что и мать моя. Потом наверняка спился и повесился. Хотя вот это - уже вовсе не факт, и к тому же непроверенный.Через небольшое количество времени меня отдали в ученики. Я, как мог, учился, но, похоже, учиться я совсем не мог. А ведь приближался 1980-й год - Год Олимпиады. Я научился плавать кролем и чуть-чуть брассом. Но, в конечном счете, всё равно - тонул. Я поднапрягся и занялся боксом. Занятие это отнимало массу времени и кучу других более конкретных вещей. Отец прислал из Константинополя письмо, в котором умолял простить его за всё-всё-всё и попутно отпустить грехи. Я ничего не ответил. Во-первых, это дело принципа, а, во-вторых, имя получателя, проставленное на конверте, никак не совпадало с моим. Далее я переехал в город. Мать-доярка несла чемоданы, испуганно вздрагивая от вида каждой машины. Мы стали жить-поживать, пытаться нажить немного добра. Я, например, искал на улице гвозди. Найденные складывал в специально отведенный для этого угол комнаты. 80-е пролетели, как дым марихуаны. Начало 90-х было ознаменовано моей духовной смертью. То есть женщина, которой я безоговорочно верил, которую любил больше всего на свете, ни с того ни с сего меня бросила. И я начал переживать. За первые полгода я уничтожил все запасы медицинского спирта. Раненые солдаты дохли как мухи. Вторые полгода я существовал лишь в качестве имени и фамилии. Грустный, я бегал по полям и нюхал маки. Маки пахли так, что блевать хотелось. К тому времени мать моя организовала молочную ферму, и могла ежедневно выделять мне по 350 тысяч. Часть этих денег я терял, часть вкладывал и всё равно терял, а на оставшиеся 5 тонн покупал женщин, наркотики и кассеты с rock-n-roll'ом. В середине 90-х у меня начала болеть печень, ломило поясницу, прыгало давление, упало зрение, отказала память, начала мучить бессонница, возник пародонтоз, появились дырки в легких, и вообще ощущалось общее недомогание, смешанное с чувством презрения к самому себе и отсутствием веры в завтрашний день. Мать моя была в отчаянии. Сказать по правде, продолжалось это не долго. Как-то меня попросили сочинить гангстерскую историю, и я так увлекся, что напрочь забыл о собственных бедах. ***
...Черный Рик проснулся рано. Он, быть может, и не проснулся бы так рано, но пуля, выпущенная из кольта 45 калибра, ударила его в лоб и разбудила насмерть. Джонни Фич плюнул на пол и принялся за поиски черного чемодана с деньгами Сырого Фреда. Он заглянул на антресоли, в холодильник, вскрыл стиральную машину и последнюю девчонку Черного Рика... Всё было напрасно. Нехорошо улыбаясь, Джонни Фич полез под кровать, где нос к носу столкнулся с чьими-то серыми глазами.- Фелтон! - воскликнул Джонни Фич, - что, черт возьми, ты делаешь под кроватью? - Тебя жду, - недобро усмехнулся Фелтон и вонзил острый нож в бандитское сердце Джонни Фича. Когда мертвое тело наконец перестало биться в конвульсиях, в дверь сильно застучали. - Откройте! Полиция! Фелтон судорожно вздрогнул и бросился к пожарной лестнице. В его волосах засвистели пули... Через час Сырой Фред отечески похлопал Фелтона по плечу и вручил ему 100 тысяч долларов за работу. В дверях Сырой Фред обернулся и долгим взглядом окинул нескладную фигуру своего лучшего человека. - Прощай, Фелтон-бой! - прошептал Старик и свистнул условным свистом. Последнее, что увидел в своей недолгой 43-летней жизни Дик Фелтон - это пуля 45 калибра, ствол 38-го и пузырек с серной кислотой в костлявых пальцах Мертвеца Джефа - правой руки Сырого Фреда. - За что? - выдохнул Фелтон, и Смерть, как Толстушка Фани, поцеловала его взасос. ***
За эту историю в стиле "черной гангстерской мелодрамы" я был удостоен чести присутствовать на трех малых разборках в Токио, на двух - в Гарлеме и одной - в Белом Доме.Потом я женился, родился сын, и была сочинена семейная история типа "Happy End Family". ***
...- Бобби! - крикнула из кухни мать, - ты не видел свою сестренку?- Она не моя сестренка, - крикнул из туалета Бобби, - у неё папа другой. - У кого папа - другой? - крикнул из прихожей папа, - у моей дочери папа другой? - У меня другой папа? - крикнула из гостиной сестра Бобби, Мэри, - а кто же мой настоящий папа, если это - не мой папа, и если этот - не мой папа, то кто он вообще такой? - Старый развратник он! - крикнула из гостиной служанка, - а ты, Бобби, маленький извращенец и негодяй. - Сволочь, - крикнул Бобби. - Сука, - крикнул неизвестно чей папа. - Обедать! - крикнула мама. И семья села за кухонный стол. И лишь Мэри, стоя в чулане, задумчиво сосала пальчик и тихонько говорила про себя о чем-то... Ночь 9-10.10.96
|