|
***
Сублимация (от лат. Sublime) - действие, направленное внутрь себя.
Человек, не знающий, что такое "действие, направленное внутрь себя", не может называться человеком сублимирующим (homo sublime). Человек сублимирующий (homo sublime) - особь, все действия которого направлены на заглушение внешних импульсов и собственных инстинктов. Человек сублимирующий также может быть назван мертвецом (deadman), аскетом, маньяком (maniac) в зависимости от того, насколько сильны его подавляющие alter ego способности. Удачной прогулки с нами, мудаками!
Книга Первая
"От С до Я" Предисловие
Этот роман является полностью автобиографическим. За исключением лишь того, что главного героя зовут Рональдом, и мне он не знаком. Структура текста несколько сюрреалистична. Поэтому прочтение романа может быть как затруднено, так и упрощено. Полностью миф о Великом Френе, его странствиях и смерти можно найти в книге "Космические были, .т.1. Изначальное". Частое упоминание каких-либо наркотиков не является преднамеренным, но и чисто случайным не является тоже. Лыжи - это специальные дощечки с продольным желобком снаружи и с креплением на противоположной плоскости. Их предназначение - доставить индивидууму массу хлопот и в конце концов умертвить его с помощью мороза, сломанных конечностей и прочих спортивных радостей. За сим откланиваюсь, ваш Лавров. P. S. С минуты на минуту ожидаю Великого Валдага, ибо путь наш неведом, бредем впотьмах, аки... ***
Если бы я знал, чем все закончится... Если бы я знал, чем все закончится, я бы не начинал. Честное слово, мог бы и потерпеть. Занялся бы спортом, в крайнем случае. Очень люблю лыжи. До сих пор люблю, и верю, что, если бы тогда знал, чем все кончится, то бросил бы, не начиная, встал бы на лыжи, и вперед! с гор! Навстречу холодному ветру и снежным лавинам, напевая про себя: "ля-ля-ля, ля-ля-ля..."Теперь поздно. Те, с кем я говорил (а они по образованию - врачи), отвечали мне невпопад, а то и просто делали вид, что ждут чего-то важного, или непрерывно взбалтывали содержимое склянок, и не произносили ни слова, лишь косились... Отвратительные врачи. Но, благодаря им, я понял, что для меня все кончено. Надежды нет. Ни малейшей, хотя это и облагораживает. То есть дает возможность как-то чем-то себя успокоить, что ли, либо простить, либо и ее тоже... Все... Невозможно сосредоточиться. За окном светит солнышко и поют птички. Так вот, друзья, стукнуло мне девятнадцать, и имя мое было - Рома. Я был почти безупречен, и, только окончив школу, вступал во взрослую жизнь с твердым намерением трахнуть именно ту единственную, ту желанную, ради которой я, собственно, и появился на свет.
Глава 1
Я - дома - 1 Ну и, конечно, я собирался заняться подготовкой к поступлению в институт. Для этого у меня были все данные: густые длинные волосы, красиво очерченный рот, невыносимо голубые глаза, в которых, по словам моей мамы, отражалось небо во всей своей бездонной глубине... Кроме вышеперечисленного, я имел минимальный, но, тем не менее, достаточный багаж знаний в пределах средней школы, добавить к которому было буквально нечего. - Я все знаю, - заявил я утром, съев положенную мне на блюдце яичницу из двух яиц. - Ты знаешь еще так мало, - произнесла в ответ мама, - можно сказать, ты вообще ничего не знаешь. А для поступления в институт, мой мальчик, требуется нечто большее, чем бездонная глубина твоих глаз. Кстати, кто подбил тебе левый? О! Это была длинная история... А, если в двух словах, то Павлик. - Павлик, - сказал я маме. - А за что? - спросила мама. Я задумался. Ответить, "за что", не представляло особого труда, но вот ответить так, чтоб стало ясно, "ЗА ЧТО" - для этого требовалось нечто большее, чем утренняя беседа за столом. - Понимаешь, мама, - начал я, - у нас во дворе живет девушка Оля. Может, ты ее встречала, или видела иногда мельком. Она частенько ходит в булочную с рюкзаком. - Эту девочку зовут Олей? - удивилась мама, - я почему-то думала, что она дочь Люмбергов, Эвелин. Я вижу ее почти каждый день то с рюкзаком, то с высоким русским мальчиком в темных очках. - Вот это и есть Павлик, - воскликнул я, - он ее парень, или друг, или бойфренд, или ухажер, или любовник, или муж, или... - Достаточно, - сказала мама, - тебе кофе со сливками? Инцидент был исчерпан. Мне даже не потребовалось объяснять, что я просто ущипнул эту Олю за грудь, вернее - хотел, хотел всей душой, а вместо этого схватил с ее плеч рюкзак и помчался как сумасшедший на чердак, где давился тремя батонами и одним дарницким хлебом. Могу сказать, что в те мгновения я ощущал себя мужчиной, настоящим ковбоем, а куски хлебобулочной продукции, исчезающие в моем чреве, были как первые ласточки Великого Знания Секса. Я чувствовал, что еще немного, и я кончу, вот только дожевать бы эту корочку дарницкого... Но доесть мне не дали. Меня выследили, словно враги, малые дети, а этот Павлик ворвался, как вихрь, и врезал в глаз мне, как бог. Я сразу упал, чуть не потерял сознание, и увидел, как первые ласточки Знания улетают прочь. - В следующий раз, - сказал Павлик, - я сотру тебя в порошок. Я уничтожу твой мозг, я распылю тебя, как Великий Валдаг распылил когда-то Френа. Он ухмыльнулся. Это уже было лишнее, но сейчас он правил бал, это была его игра, а я лишь пытался удержать последнюю ласточку. Павлик нагнулся ко мне, и, глядя прямо в глаза, произнес: - А ты ведь хотел ущипнуть мою девчонку за грудь! А?! Я вскрикнул. Как он узнал?! Он Сатана!!! - Двадцать баксов, и ты можешь сделать это прямо сейчас, - закончил он, и протянул мне ее грудь, всю в голубом платье, а под ним в белом лифчике. - Щипай! - заорал он, - и гони баксы! - Уйди, - прошептал я, и последняя ласточка Великого Знания исчезла вдалеке. Ну и мог ли я рассказать об этом маме?! Рассказать так, чтоб она поняла, "за что" Павлик подбил мне глаз. Моя мама - святая, и она бы решила, притом вполне обоснованно, что я свихнулся вконец. Да и перед людьми стыдно. - Мой дорогой, - сказала мама, когда я допил кофе и медленно потянулся из-за стола, - если ты все еще хочешь поступить в институт, то тебе необходима Библиотека. - Я постараюсь, мама, - кротко ответил я. - Ты не понял, мой мальчик. Библиотека - не состояние, а учреждение на Фонтанке. Я промолчал, так как был твердо уверен, что и состояние, и учреждение - суть одно - названия, обозначающие понятия. Никакого особенного различия меж ними я не видел. - Хорошо, мама. Ты говоришь - на Фонтанке? Это далеко. Мне нужны деньги на дорогу. - Возьми, где всегда, милый. Я обыскал всю квартиру, пока не нашел, где это "там, где всегда". То есть я, конечно, знал, где это (в шкатулке в прихожей на столике), но решил проверить, не может ли место под названием "там, где всегда" находиться где-либо еще (под ванной, в сливном бочке, в зимней куртке). Если бы мое предположение подтвердилось, то я бы каждый день брал по двадцать баксов и шел бы щипать грудь. А денег, как вы понимаете, меньше бы не становилось, потому как мест в трехкомнатной квартире - уйма (например, в чулане, в правом ботинке, под письменным столом, в раковине). Но я обломался. "Там, где всегда" было лишь в одном месте - там, где всегда. Да и двадцати баксов там не было.
Глава 2
Библиотека Дорога в Библиотеку... Путь, рассчитанный на таких же, как я, абитуриентов, имеющих в своем распоряжении лишь тетрадь да ручку и не имеющих вовсе никакого понятия о том, что такое женщина, где именно женщина, а главное, зачем и есть ли смысл. Мне казалось - есть. По крайней мере, пока я шел от Гостиного до моста, где сумасшедшие кони топчут нудистов, я видел около двух десятков девушек, внешность которых так и вопила: "Возьми и съешь"! Но, вместе с тем, в глазах красавиц не было и намека: как взять, с чем съесть... Меня это удручало. Как никогда, я чувствовал в себе небывалый заряд того, что в книгах называют "сексуальностью", но вынужден был усмирять свой дух, и, что не менее сложно, свою плоть. Она-то как раз рвалась наружу, и если бы вот эта девушка в зеленой юбке и желтой футболке до пупка была бы чуточку внимательней, то, черт возьми, извините... - Смотреть надо! - огрызнулся Человек-Слон, бритый и огромный. - Прешь как придурок! - Да пошел ты, - сказал я негромко, но он услышал. Пришлось бежать. Лишь у дверей Библиотеки я смог остановиться и отдышаться. Человек-Слон не вхож в подобные учреждения. Он начинает задыхаться, и его уже беспомощного добивают Библиотекари и постоянные читатели. Вы не забыли, сколько мне лет? Мне шестнадцать, и зовут меня Ромуальд. Все во мне кипит и клокочет. Я готов, но боюсь возмездия. Кому хочется погибнуть, как Великий Френ?! Но эта девчонка... Она была, тьфу! этот нищий язык! само совершенство! Блондинка с короткой стрижкой, в голубых джинсах, черных туфельках на каблуках, в коричневой рубашке, заправленной в джинсы. И нигде ни одной складки на одежде, все будто монолит. Лишь коричневые бугорки, такие притягивающие, такие, что прямо дух захва... И она брала Толстого. "Воскресенье". Дура. Но если ее раздеть... Я остановил поток своих мыслей. Еще бы немного, и я бы не выдержал, схватил бы книгу и сожрал, как давеча хлеб с булкой на чердаке. "Если чихнет, спрошу, как зовут" - решил я. - Аппчхи! - чихнул парень сзади. На миг я пожалел, что моя ориентация вполне нормальная. - Аппчхи! - чихнули еще двое. - Аппчхи!!! - раздалось из-за стеллажей с книгами. А она не чихала. Вокруг чихали все, и не могли остановиться. Выхватывали платки, как шпаги. А она не чихала. "В конце концов" - подумал я, - "если все чихают, а она - нет, не значит ли это, что она чихает, а все остальные - нет?! По-моему, без разницы". - Как тебя зовут? - спросил я, еле сдерживаясь. - Катя, - ответила она, улыбнувшись, - но это не имеет значения. - Почему не имеет значения? - Потому что у меня есть друг. - Ну и что с того? - недовольно поморщился я, - у меня, может, тоже есть друг... И не один, между прочим... - Пока, - сказала Катя, и, покачивая бедрами, как настоящая женщина, начала движение вдаль. Я не мог упустить ее. Я просто не имел на это права. Она так шла... Она шла так специально для меня. Эта мысль - мгновенное озарение, и, подчиняясь первобытному инстинкту, крадучись, то и дело прячась за спинами постоянных читателей, я следовал за ней вплоть до дверей журнального зала. Надо сказать, охота меня никогда не привлекала. Женские тела - да, привлекали, а охота - никогда. Но я и подумать не мог, что охота за женскими телами столь восхитительна, а, главное, непредсказуема в итоге. - Зачем ты за мной идешь? - обернувшись, спросила Катя, - отстань. У меня мало времени. Так как я молчал, в мыслях уже перебираясь с одного коричневого бугорка на другой, то Катя ничего более не сказала, и, открыв двери журнального зала, исчезла среди читальных столиков. Не видя перед собой карты, я сорвался с коричневого холма, ужасным воплем озарил окрестности и без сил рухнул в ближайшее кресло. Напротив меня помещались две одинаковые подружки, которые удостоили меня тремя взглядами: каждая по отдельности, а потом все вместе. В ответ я тоже проник в их души, но ничего, кроме подхихикивания, там не нашел. - Дуры! - бросил я им. - Чего?! И вместо подружек я увидел двухголовое чудище. Куда там Разрушителю Валдагу! Эти две головы извергали столько зловония, ненависти и смерти, что я даже не мог себе представить, они ли это? Девушки-подружки, сестрички-невелички. - Чего? - повторила та, что сидела слева от меня, - что ты сказал, козел? Я поспешил уйти. Вслед мне неслись ругательства и проклятия, впереди ждала неизвестность. А точнее, лифт. Нырнув в его чрево, я прокатился до подвала, где вышел и начал поиски укромного уголка. Таковой был найден. Спеша, я расстегивал пуговицу на рукаве рубашки. Оголив руку, другой рукой я достал из кармана шприц с темной, почти не прозрачной жидкостью, мгновение примеривался, а затем вогнал иглу в локтевой изгиб прямо по центру и начал толкать поршень, с каждой убывающей каплей чувствуя то, что принято называть "приходом". Я бы назвал это по-другому. Не знаю, как, но уж точно не "приход", не этим словом, другим каким-нибудь...
Глава 3
Наркотики И появился дух Великого Френа. - Мир тебе, Ронуальд, - грозно произнес дух, - ты, как я вижу, не дремлешь? - Наоборот, - севшим голосом ответил я, - дремлю... Эти женщины так, что... - Терпи! - воскликнул Френ. - Как я терпел. Тебе еще битва предстоит. - Да брось ты, - промычал я, - а, черт, кровь не останавливается... - Да брось ты, - в свою очередь произнес дух, - доверься мне. Предстоящая битва унесет много нервных клеток, но женщина будет твоей. - Да уж, - пробормотал я, эти женщины... Кажется, что вот-вот, а, на самом деле, ширяться приходится, как последняя свинья. - Не гневи богов, - пророкотал Френ, - раствор-то отличный. - Я не к тому... Просто, понимаешь... - Что вы здесь делаете? - перебил меня то ли дух, то ли старик с палочкой. - Вы кого-то ждете? - Нет, - ответил я, - уже ухожу. Шатаясь, я встал со стула и пошел к лифту. - Это не ваше? - спросили в спину. Я повернулся. Старик показывал на пол. Там валялся одинокий и пустой шприц. - Мое, - сказал я и поднял врачебный инструмент. На кончике иглы висела красная капелька. Я ее слизнул. - Спасибо, - сказал я, - извините. Старик ничего не ответил. В лифте я не смог удержаться и сполз по стене на пол. "В принципе, и так хорошо. Просто отлично. Отлично, и пусть они все катятся... Какая фигня: щипать за баксы. За двадцать баксов я и Френа уторчу, и Валдага". Я попытался встать. "Ну и что, спрашивается... Коричневая грудь... Я могу сто раз, тысячу. Хоть миллион..." Способность мыслить была явно утрачена. Я не мог даже встать, не то, что мыслить. Зато хорошо. Просто отлично... Я дополз до кресла и утонул в нем по уши. Если я - это я, Ренат, 23 лет от роду, значит, все вокруг либо другие люди, либо женщины, либо друзья, либо враги. Но врагов у меня нет, кроме, быть может, Павлика в лице Валдага, или, наоборот, Валдага в лице Павлика... Те, кто проходят мимо - другие люди, те, кто хлопают по плечу - друзья либо враги, те, кто вдалеке - женщины. Классификация завершена. Остается маленький вопрос: как отличить друзей от врагов, и не могут ли и те и другие, не заметив меня, пройти вдалеке и оказаться женщинами? И не могут ли женщины быть друзьями? Не могут, кажется. Это противоестественно их сути. А врагами - могут. Хотя бы эти две подружки, сыпавшие ругательствами, как школьные хулиганы. Вот бы их раздеть... Голышом ругаться довольно сложно, надо еще прикрывать руками интимные места, а на это уходит если не полжизни, то уж сил на это уходит много. Как бы кто чего не подглядел! Стыд-то какой. Стыд и ненависть. Действие наркотика закончилось. Я с ужасом возвращался в этот мир. В мир, где в читальном зале сидела та единственная по имени Катя, ради которой я и появился на этот свет. Стоило подползти поближе. Я, опять-таки, повторяясь, просто не имел права пропустить момент, когда Толстой будет дочитан, и девушка, соблазнительно покачивая бедрами, с гордостью за свою коричневую грудь, выйдет в коридор, и направится навстречу судьбе, быть может...
Глава 4
Библиотека - 2 Рекламы прибывает. Не могу не поделиться: буквально вчера или позавчера, на днях, короче, мы с мамой смотрели телевизор. Она наблюдала, как безумные герои Санта-Барбары совершают свои безумные поступки, а я просто сидел рядышком и грустил. Понятно, о чем. О женщине во всех ее ипостасях. В то время, кажется, я запал на Агузарову, точнее, на ее романтику, а еще точнее, на песню о чудесной стране, в которой она гостила. Кстати, был уверен, что окажись я там вместе с ней, проблем бы никаких не возникло. Загадочное море, одинокие скалы, полное безлюдье. Иногда попадаются животные, но, судя по тексту, добрые и ручные. - Милый, - сказала мама, - ты не мог бы думать потише? Или сделай звук погромче. Оказывается, мои, даже самые невинные мысли, производят такой шум, что мешают людям, в данном случае, моей маме, смотреть телевизор. Но Санта-Барбара закончилась, и началась реклама. Я услышал приблизительно такой диалог: Дантист: Ах! У вашей девочки три дырки. Девочка: Но ведь я чищу зубы дважды в день. Дантист: Необходимо чистить зубы два раза в день. Мать девочки: Но ведь мы чистим зубы дважды в день такой-то пастой. Дантист: Необходимо чистить зубы вот такой-то пастой и обязательно два раза в день. Мать девочки: Ах! Три дырки. Дантист: Есть возможность потерять зуб. Девочка: Теперь я буду чистить зубы вот этой пастой и обязательно дважды в день. Мать девочки: Спасибо Вам! Я чуть с ума не сошел. Но сейчас повторялось то же самое с той лишь разницей, что я стоял перед Катей и загораживал ей дорогу в библиотечный коллектор. - Опять ты, - с явно выраженной антипатией сказала Катя, - зануда. - Я не зануда, - с усмешкой парировал я. Усмешка должна была показать мое непредвзятое отношение к девушке, попутно выявив мое же чувство юмора, вкупе с которым внешность должна была подействовать убийственно. - Еще какой зануда, - уверенно повторила Катя. - Неправда, - ответил я. Со стороны наш разговор мог показаться бессмысленным и лишним. Но тогда я был на все сто уверен, что именно так женщин и соблазняют. Не блеща остроумием, не распуская рук, а просто доказывая, что ты не баран, или наоборот, что баран, если она в этом сомневается. - Отстань от меня, - сказала Катя. - Давай я тебя провожу, - предложил я с плохо сыгранным безразличием. - Куда? - спросила Катя. - К моему парню, что ли? Идея мне показалась до того абсурдной, что я вздрогнул. Но виду не подал. Даже если ее парня тоже зовут Павликом и он тоже дерется, даже в этом случае я был готов следовать за ней куда угодно, сколько угодно и как угодно, и ничего не требовать взамен. Я так и сказал. Пока Катя шла до библиотекаря, я успел раскрыть перед ней чистоту своих помыслов, объяснить, что именно она для меня значит, и доказать, почему она должна сделать то, что от нее требуют. - Ну, ты и зануда, - проговорила она сразу после того, как я замолчал, - зануда из зануд. - Хочешь, я тебе лимонада куплю? - в ответ спросил я, - ну, хочешь? А булочку хочешь? Скажи, хочешь? Вот тут-то я и увлекся. Катя ударила меня по голове книгой, и я увлекся. "Воскресение" Толстого не пробило мне башку, а как бы вошло вовнутрь, но я из него ничего не запомнил. Мне лишь показалось, что пол уходит из-под ног. А на самом деле, это я уходил из-под пола. Вскоре уже лежал. Такое потрясение. В один момент получить сотрясение. Серьезнее некуда. И несерьезнее некуда. Вообще, некуда.
Глава 5
Набережная Фонтанки Но я не успокоился. Вполне логично рассудил, что поступление в институт может и подождать, а вот девушка в сине-коричневом ждать не будет. Но, черт возьми, пока я наблюдал, как пол уходит из-под ног, Катя успела сдать книгу и теперь торопилась выбежать из злополучной библиотеки, где ей посчастливилось встретить свою судьбу и врезать ей Толстым по темечку. Вот незадача! Единственное, что может меня спасти, это быстрое и решительное действие вслед за любимой. И я бросился. Я мгновенно переместился. Я стал там, где секунду назад меня не было. Погоня началась. Меня звали Ренаулт, но свой возраст я уже забыл. А Кате было 18. Она шла по набережной, не оглядываясь, потому что подозревала, что за ней бегу я. Если не обращать внимания на то, что сзади, оно, возможно, само исчезнет. Но не в этом случае. - Подожди! - закричал я. - Давай поговорим! Катя, стой!!! Хладнокровие девушке изменило. Я увидел, как она рванула с места в карьер, и исчезла за оградой Ахматовского дворца. Я не успевал. Хоть и мчался, как комета, и даже обогнал собственные часы, я все равно не успевал. - Боже, иже еси на небеси, - задыхаясь, взмолился я, - сделай же что-нибудь. - Вот еще, - ответил я, - личные дела смертного - это его личное дело. Единственное, что я могу... Катя заблудилась. Еще минуту назад перед ней было одно, а теперь стало совсем другое. Сзади тоже все изменилось. Катя стояла перед конусообразным зданием, похожим одновременно на цирк и на шатер, каким его изображают в исторических фильмах. - Входите, входите, не задерживайте, - нервно забормотали в спину, и Катя вошла. Зал был полон. Лишь в первом ряду пустовало уютное кресло. Туда то Катя и проследовала. Свет погас. Включились специальные лампы приятных глазу расцветок, и на сцене возник я. Сначала я достал из правого кармана букет тюльпанов, бросил его на пол и растоптал. Это должно было символизировать пренебрежение к общечеловеческим ценностям и догмам. Зал взорвался аплодисментами. Потом я снял штаны, сунул их между ног и поскакал на импровизированной лошадке по кругу. Те, кто понял, что это символизировало, покинули помещение. Остальные покраснели. Потом я спустился в зал, подошел к сидящей в первом ряду Кате, взял ее за руку и повел на сцену. Зал ревел. Овации не смолкли и тогда, когда я преподнес девушке вселенную, разукрашенную флажками, с аппетитной вишенкой по центру. Хор пропел: "Славься!" Гитарист зарубил соло. Носильщики внесли поистине королевскую кровать, бригада строителей возвела душевую комнату. Свет сменился на интимный багровый. Зазвучала подобающая случаю музыка. Японские гейши дали нам последние указания. - Все готово, любимая, - сказал я голосом Жана Маре и, взяв Катю на руки, понес ее вокруг зала. Каждый из зрителей кидал в нас бутылкой лимонада и булочкой. Завершив Круг Любви, я вернулся на сцену и купил у бродячего торговца пачку презервативов. Все замерло и затаило дыхание. И вдруг... О! Это "вдруг"! Лишнее слово в русском языке!.. на сцену запрыгнул какой-то рыжий парень. - Кэт! - крикнул он, - он к тебе пристает? - Что вы! - в ужасе воскликнул я, беспомощный и одновременно непобедимый. Но в следующую секунду рыжий врезал мне слева. Потом он схватил Катю, и они, как вихрь, как смерч, заметались, а я пошатнулся и начал падение. Пол вновь пошел в противоположном направлении, я пытался удержать его, звал, просил остаться, но, буркнув напоследок что-то невразумительное, пол исчез. Рыжий обнял Катю и поцеловал. Пространство свернулось и они зашли за угол. Я остался на набережной Фонтанки с двумя подбитыми зыркалками. И никто мне не мог помочь. Ну, почему же никто? Просто надо узнать ее адрес.
Глава 6
В гостях у друга А кто, как не Вовка, может мне в этом подсобить? Конечно, он, как пели "Иванушки-дурачки". Ему, кстати, с женщинами тоже не везет. Зато у него имеется персональный военный компьютер типа "Челленджер IBM". Зная лишь имя человека, цвет его волос и размер обуви, можно буквально за пару минут выяснить - где, с кем и зачем он живет. Имя - Катя. Цвет - черный. Размер, пускай, тридцать восьмой, самый распространенный. - А что, красивая? - спросил Вовка, мастерски защелкав клавишами. - Мда... - сказал я, - наверное... Тебе не понравится. Это я преувеличивал, точнее, преуменьшал. - Кто тебе в глаз дал? - спросил Вовка, меняя жесткий диск на очень жесткий. - Рыжий гад, - мрачно ответил я, - ее дружок. А что, заметно? - Улица такая-то, дом такой-то, квартира такая-то, - наконец, сообщил Вовка. - Ты не мог бы точнее? - попросил я. Вовка усмехнулся и назвал улицу, номер дома и квартиры. Теперь я был во всеоружии и мог, не медля, пуститься в путь. Но что взять с собой? Цветы я растоптал, принести в подарок еды, конечно, можно, но Катя - девушка гордая. Остается мой маленький Зеленый Друг. - Вовка, - сказал я, - давай за зеленым сходим. - Иди один. Мне лень. - А у меня денег нет, - легко признался я, - пойдем вместе. - Подожди, - сказал Вовка, - если у тебя нет денег, значит покупать мы будем на мои? - А у тебя, что, тоже нет? - испугался я, представив, как маленький Зеленый Друг мечется в чужом тесном коробке, надеясь лишь на нас. А мы, в свою очередь, на него. А я на Катю. - Деньги у меня есть, - сказал Вовка, - но покупать я не пойду. Сошлись на том, что за зеленым пойду я, но с деньгами, которые мне даст Вовка. И я пошел. Я дошел до двери, улыбающийся и весь искрящийся изнутри, потому что я еще не забыл, какие темы толкает Зеленый Друг, если его правильно кормить и вовремя укладывать в кроватку. Например, история о том, что Ленинград является малой частью Польши, до сих пор будоражит лучшие умы думающей молодежи. А чего стоит ступенчатая классификация мира?! Наверху - Бог, за ним - женщина, следом - мужчина, стремящийся превратиться в женщину, и, наконец, муравей, в попытке достичь уровня мужчины. Странная, необъяснимая иерархия. В нарушение всех канонов и, тем не менее, логичная до простоты выеденного яйца. Хотя и на яйцо бывает прореха. У каждого свои недостатки. У некоторых есть еще чужие. Таких людей перевоспитывают, оставляя за ними право пользоваться лишь собственными минусами и не отбирать их у других, потому как обделенные обижаются и распускают нюни. Распускать нюни - то же самое, что кукситься и рыдать. Уважающий себя мужчина старается кукситься лишь в присутствии дамы либо дам, чтобы это было видно ей либо им, и чтобы никого вокруг больше не было. Он куксится, распускает нюни, и вот-вот зарыдает... Тогда дама, либо дамы, если их больше одной, окружают его и в припадке сострадания треплют в некоторых местах по плечу. А припадок женского сострадания может длиться от пятнадцати минут до бесконечности, постепенно перерождаясь в то же самое скуксивание и распускание нюнь. Остается только себя пожалеть, и тебя пожалеть... Стоп! А ты здесь откуда? - Я тут живу, - ответил Маленький Зеленый Друг из моей сухой ладошки, - тут уютно и тепло. - А я тебя уже купил? - задал я глупый вопрос. - Более чем, - загадочно ответил Зеленый, - куда идем? - К Вовке. - Не хочу, - заканючил Дружок, - меня и так уже почти не осталось. Не хочу к Вовке! - Не преувеличивай! - строго сказал я, в душе понимая, что Зеленого и впрямь, не так, чтобы много. А ведь надо еще до Кати дойти, и неизвестно, что в пути нас ждет. И, все же, меня точила злая мысль. - А деньги то его! - сказал я Зеленому, надеясь, что приятель меня как-нибудь отмажет. - Деньги - это ничто! - воскликнул Зеленый Друг, - по сравнению с дружбой, конечно. Вы ведь друзья? - Друзья, - подтвердил я. - Ну вот... А между друзьями не должно быть денежных проблем. Чьи деньги, какие деньги, сколько... Все это чушь. Главное, что ты лучший друг Вовки. Понял? Видя, что я не понял, Зеленый добавил: - А, может, он сейчас занят или спит? А ты придешь, и он рассердится. - А, если я не приду, он, думаешь, не рассердится? - спросил я саркастично. - Конечно, не рассердится, - ответил Зеленый Друг, - ведь ты его не разбудишь. Могу с полной ответственностью заявить, что всякий неожиданно не разбуженный не станет обижаться на тех, кто это сделал. Первый Закон Сна, между прочим. - А есть второй? - спросил я просто для отвода глаз. - Конечно, есть, - ответил Зеленый, - не спи - замерзнешь. Может, слышал?
Глава 7
Несколько мнений о разных мнениях Я-то всегда отличался некоторой экстравагантностью в поступках. А уж в мыслях - и подавно. То, что копошилось в моей голове, вызывало бурный восторг лишь у меня самого, на остальных производило впечатление скорее угнетающее, чем наоборот. Но не мне об этом судить! Но, если не мне, так кому же? Чей суд будет справедливым? Женский, вот чей. Если она стукнет молотком по трибуне и пошлет меня к черту, я брошу все и безоговорочно подпишусь под любым приговором. Даже если там будет стоять злобное "Несущественен", я соглашусь и начну со всей ответственностью пропаганду собственной несущественности. Знаете, давеча одна девушка произвела жизнь мою в "несущественное". Я теперь так счастлив, так счастлив. Пускай на моей могиле посадят женщину красивую с дудочкой. Пускай она мелодии душераздирающие играет, я буду счастлив еще больше. Ну вот, черт возьми, ведь я влюблен. Я влюблен, как мертвый. Как первый снег. Как что-то очень хорошее. Я изнываю от своей любви, и прошу лишь одного: потрогать. Ощутить прилив энергии, и с новыми силами вновь страдать. Потом, когда заряд иссякнет, опять потрогать. Но боюсь соблазна. Потрогаю, а дальше что? Быть или не быть - еще не вопрос. С кем - вот это да! А если с ней, то и вообще безразлично - быть ли... Ах, это чувство! Ах, эти первые несмелые попытки абитуриента. Чем все закончится? - Ничем, - ответил Зеленый Друг, - все кончается именно ничем. В редких случаях "чем-то", но лучше бы у тебя этого "чего-то" не было. - Ты имеешь в виду подарки златокудрой Венеры? - спросил я с прямотой самого себя поразившей. О таких вещах у нас в семье говорить было не принято. Лишь однажды, видя, как я сторожу у окна в ожидании Оли с рюкзаком, моя милая мама мимоходом заметила, что после Олимпиады 80-го года в стране был отмечен небывалый прирост венерических заболеваний. Сифилиса, в том числе. На что я бурно отреагировал, продолжая отрешенно смотреть в окно. Сейчас все повторялось. Но теперь о злых подарках и модных болезнях со мной говорил Зеленый Друг, которому и вовсе не пристало печься о здоровье своих хозяев. - Чушь, - спокойно сказал я, - Катя не такая. Совсем не похожа... - А кто похож?! - с энтузиазмом воскликнул Зеленый, - если бы кто-нибудь был похож, то больных бы вообще не было, а этот единственный похожий вымер бы от недостатка общения и любви. Все именно на том и зиждется. Вот, послушай. А влюбился в Б. А добивается Б всеми доступными и недоступными способами. Б кокетничает, строит целку (я поморщился, и Зеленый заменил "целку" на "недотрогу"), короче, делает все, чтобы А нашел побольше способов по завоеванию ее девичьего сердечка. Наконец, А режет вены и дарит возлюбленной семисотый мерс с золотыми колесами. И Б сдается. Она не может больше противостоять такой безумной любви. На самом деле, она боится, что Z вконец истечет красной жидкостью, а ведь золотые колеса как-никак колеса, и менять их тоже надо, хоть и не часто, но уж раз в полгода - как штык. И вот, Б дает А, как ты это называешь, потрогать. Потом все банально. И Зеленый Друг замолчал, предвкушая мою реакцию. Так как я подавленно молчал. Зеленый продолжил: - Врачи уже не могут ему помочь, потому как А долго не верил в такое невезение и не шел на прием к эскулапам. Но, наконец, он в больнице. Врачи отвечают ему невпопад, все время заняты чем-то важным, а то и просто помешивают что-то в своих склянках, по-научному - ретортах, и лишь изредка бросают на пациента косые взгляды, а друг на друга - многозначительные, а на небеса - грустные, а на еще что-то вовсе не смотрят, потому что не хотят. Я тебя испугал? - Испугал, - признался я, дрожа всем телом. Рука моя сама потянулась к пачке сигарет и, вытащив одну "LM", начала лихорадочно вытряхивать из сигареты табак. - О-о! - подозрительно протянул Зеленый Друг. - Уж не собираешься ли ты... Впрочем, это не суть. Суть в том, что иногда все заканчивается ничем, чего тебе от всей души желаю. Мне приготовиться? - Да, - коротко ответил я. Зеленый Друг весь как-то подтянулся и занялся трудоемкой работой по укомплектовке сигареты. - Послушай, - сказал я через пять минут, после того, как выдул последний дым и поставил в воздухе жирную запятую, - а не дано ли третье? Например, мы поженимся. У нас будет свой дом, дети, нормальная интимная жизнь. Нам будут завидовать соседи, а мы их будем топить, потому что зависть человека не украшает... - Это называется бешенство с жиру, - констатировал Зеленый Друг, - бывает еще с мяса. Но это лишь в Германии и прилегающих к ней районах нашей необъятной Родины. К тебе это не относится. Ты ведь вегетарианец? - Сам ты вегетарианец, - парировал я, - это Паша мяса не ест. Подозреваю, кстати, что причина этого не так уж проста, как кажется... С бухты-барахты перестать есть мясо - это уж слишком. Надо быть, как минимум, этим самым мясом, либо очень бедным, либо больным, либо, в конце концов, вегетарианцем. Каковым Паша, кстати, и является. - А я вот мяса тоже не ем, - заявил Зеленый Друг, - я вообще весь в себе. Употребляю в пищу лишь себя самого. И не жужжу, между прочим. Буду жужжать - стану пчела. Пчела на фиг никому не нужна, а я нужен. Мне в каждом доме рады. А если не рады, то убедительно скрывают. "Рады, рады" - говорят, а сами скрывают, как сумасшедшие. Но это редко. - Замолчи на чуть-чуть, - сказал я, смутно припоминая, что, вроде, я куда-то шел, до сих пор иду, и адрес у меня в кармане. - Ты все об этом? - удивился Зеленый, - зачем? Ты ведь стихи пишешь. Ни малейшей логики не было в его словах, но стихи я и вправду писал. Я писал целые поэмы, и читал их маме. Зачем я читал их маме? У нас дома все есть, живем мы дружно, можно сказать, счастливо. Да и какой толк в этом? Я ведь и писать то доподлинно не умею. Меня даже в журналах не печатают. Других вот печатают. Например, такое:
"От черных дней до будущей зари
не помня своего предназначенья где если я - то в доме свет горит где если ты - то на небе свеченье" По-моему, этим стихам чего-то не хватает. Например, того, чтоб они были моими и звучали бы по-другому. Но тогда это будет моя поэзия, а ее журналы как раз и не печатают. Замкнутый круг получается. Хотя, с другой стороны, если бы круг не был замкнутым, то он бы и кругом не был. - Эй, - позвал Зеленый Друг, - ты не умер? - Нет. Я думаю. - Одна фигня, - опровергая древний афоризм, отрезал Зеленый, - но, если уж ты не умер, то выслушай меня до конца. Советую, как брат, дай Кате свои стихи. Скажи, что написал специально для нее. Потом следи за реакцией. Мимика очень важна. Всякие подергивания, прыжки. Будет шататься - тоже хорошо. А еще лучше, если ты сам ей зачтешь. Артикуляция и акцентировка способствуют лучшему проникновению в смысл стихотворения. А вообще, знаешь третий закон поэзии? - Нет, - сказал я. - Стихи - дерьмо. "А ведь правда, - подумал я, - дерьмо. Но женщины стихи любят. Моя мама, например, С.Щипачева любит, а Агнию Барто я и сам в детстве почитывал". - Хорошо, - сказал я, - пойдем читать стихи. И мы двинулись.
Глава 8
Параллельное завоевание Кати - 1 (симфония) К нужному дому я подошел, когда совсем стемнело. Судя по небу, к нам шел дождь. Судя по моему состоянию, у меня внутри дождь уже шел. Так всегда бывает, если переборщишь или недоборщишь. В любом случае, тяжело и как-то неуютно. Мне пришло в голову, что та, за которой я гоняюсь вот уже скоро сутки, совсем не стоит того, чтобы за ней гоняться. Куда спокойнее, засесть в мягком кресле, ширнуться, и буксовать сознанием, пока кто-нибудь не вытащит. Куда спокойнее, но вот вопрос - надо ли? То есть, не лучше ли, пускай и на отходняках, но с любимой. Рядом с ее голубыми глазками, густыми ресничками, пухленькими губками, аккуратненькими ушками, розовыми ямочками, коричневыми грудками... Так, лучше или не лучше? Похоже, не лучше. Выбираю - ширнуться и буксовать. А пока меня будут вытаскивать, я размечтаюсь, и уж там-то, в собственном сне, будут и губки, и щечки, и грудь цвета собачьего дерьма. Я стоял напротив искомой парадной и не шел. Я не шел туда и не шел обратно. Я стоял, и на память подсчитывал, хватит ли мне денег. Как я не подсчитывал, получалось, то хватит, то не хватит. Получались просто на удивление разные цифры. "Надо смириться, - вдруг отчетливо понял я, - мне просто изначально не повезло. Вот Лаврову повезло. Он сидит, как свинья, на даче, ни хрена не делает, даже ямы не копает, хотя обещал. Но при этом в городе его ждут и любят две женщины. Одна красивая и скучная, а другая некрасивая и веселая. У него, у этого куска жира, есть, из чего выбирать. По крайней мере, он думает, что есть. Мыслью той и жив. А мне выбирать не приходится. Нам, пришельцам из далеких галактик, вообще ассимилироваться гораздо сложней. Нас беспрерывно хотят то распылить, то уничтожить, как когда-то давным-давно Великий Валдаг распылил не менее Великого, но менее удачливого, Френа. Все повторяется. Я никогда не увижу родной планеты. Ах, мамочка, твой непутевый сын Валтазар остался в чужих бескрайних степях... В неизведанных просторах его могила... Сгинь и память о нем, несчастном... Не в силах более сдерживаться, я сам себя ущипнул за грудь и, зарыдав, бросился прочь от дома, где моя возлюбленная как раз принимала душ. Зеленый Друг трясся во внутреннем кармане и злобно хохотал. В порыве безудержной ярости я швырнул коробок в кусты. Потом искал. Найдя, я было рванул обратно, к дому Кати, но на полпути остановился, и твердо решил вернуться к Вовке. Он всегда знал, как меня успокоить, а, если и не знал, то просто сидя в его комнате и наблюдая, как он щелкает клавишами, я как-то умиротворялся, становясь спокойным и рассудительным. "А завтра обязательно зайду к Кате" - решил я про себя. На середине пути начался дождь. Когда я добрался до его дома, был уже промокший до нитки, злой и нестабильный в строении. К тому же все время слышал, как Зеленый Друг бормочет всякие гадости из внутреннего кармана. - Заткнись, - сказал я, - мы идем к моему лучшему другу, с которым у нас даже Договор о Дружбе заключен, и которого ты так подставил, уболтав меня не возвращаться к нему сразу после того, как я тебя купил. - Увольте, - заорал в ответ Зеленый, - можно без выходного пособия, без прибавки к жалованию, без должных документов, не оформляя трудовую, не интересуясь делами коллектива, появляясь в рабочее время в нерабочем состоянии, на людях без галстука, на конях по Тайге, на собаках к Дьяволу... - Ты можешь говорить по-человечески? - перебил я Зеленого, с трудом удерживаясь от необдуманного поступка. - Могу. Это не я виноват. Это ты к своему лучшему другу не пошел. Это ты его кинул. Я вообще говорить не умею. Я просто пыль, хворост... И Зеленый Друг замолчал. Глядя на него, можно было подумать, что он и впрямь лишь горсть семян, палок, пыли и тому подобного барахла. Но я то знал, что Зеленый притворяется. При первом же удобном случае, он меня подставит. Ему нельзя доверять. Вовка встретил меня неласково. - Прошло три часа, - сказал он. - Благодарю за сигнал точного времени, - ответил я, - давай лучше курить. - Понимаешь, - начал я, затушив окурок и удобно расположившись в кресле, - я решил пойти к Кате по тому адресу, который ты мне дал... - И вдруг, - раздался голос Зеленого Друга, - случилось такое, что я даже думаю, а не показалось ли мне это?! Ну, то, что произошло, потому что оно так необъяснимо, что понять совершенно невозможно, то ли меня так накурило (но я ведь сдул самую малость, так, тяжку-другую), но уж видно план совсем безбашенный попался, так как на углу Типанова и Ленсовета я вдруг увидел, что рядом с булочной приземляется летающая тарелка, а из нее выходят люди с розовыми палочками, а один даже с кинокамерой, и все они направляются ко мне, как к самому нормальному жителю Земли. - Привет, - говорит тот, что с камерой, - мы выездная бригада Космических Новостей, проводим опрос среди населения разных планет по следующим темам. Почему Вам нравятся жвачки Wrigley Spearmint, Doublemint и Джуси Фрут без сахара? Обоснуйте. - Потому что они долго жуются, - выпаливаю я на одном дыхании, - и сохраняют свой вкус в течение всего дня. - Правильно, - кивают головными отростками пришельцы, - верно, малчик. - А что нового появилось для автоматической стиральной машины? - задает следующий вопрос пришелец с камерой. - Конечно, новый Tide, - не задумываясь, отвечаю я. - Попал, - кивают инопланетяне, - прямо в яблочко. Умный малчик. Ну, и, наконец, последнее. Какой вид сублимированной плесени для экзистенциальных дрочитов изобрела межгалактическая компания SATURN & Кольца? - Сосковидный, - мгновенно реагирую я на каверзный вопрос, - с крылышками. И тогда пришельцы захлюпали девятью передними присосками и зачмокали, испугав старуху с бидоном, так как, ты знаешь, рядом с булочной стоит цистерна по торговле неочищенным героином... Или я что-то путаю? - Путаешь, - сказал я, - рядом с булочной находится цистерна с молоком. Это - единственная поправка к твоему рассказу. - Знаешь, - сказал Вовка, - со мной тоже что-то похожее приключилось. Я сегодня, пока тебя ждал, сделал то, что оставалось, ширнулся и целый час проговорил с Черным Братом. Кажется, я доказывал, что нуждаюсь в нем больше, чем он во мне. И он с этим согласен. Без меня он бы не мог говорить. С другими бы мог, с Коноплевым, например, с Юркой, а со мной бы не мог. А это ему необходимо. Когда он молчит, еще не проангидрированный, прилепленный к внутренней стороне какого-нибудь лотка на рынке, он беспомощен, и понемногу засыхает. Ему обязательно нужен я в качестве собеседника. Правда, я все больше молчу, меня рубит, но он говорит за двоих. Шепчет что-то приятное. - Точно, - воскликнул я, - сегодня в Библиотеке он уговаривал меня ни о чем не думать. По его словам выходит, что все и так случится, поэтому беспокоиться не стоит. - Но, когда он уходит, - продолжал Вовка, - я ощущаю тоску. Он - самый лучший собеседник. Он - просто гений чистого разума. - Вы забыли обо мне, - обиженно заканючил Зеленый Друг,- я, пожалуй, еще папиросу с вами дуну. - Да,- сказал Вовка, - именно папиросу. - А, может, и меньше, - сказал я. - Да нет. Папироса будет. Я, Вовка и Зеленый Друг занялись приготовлениями, и тут раздался звонок во входную дверь. - Это ТанкЪ, - сказал Вовка, - открой. - Какой ТанкЪ? - удивился я, - настоящий, на колесиках? Но быстро вспомнил. Это было прозвище двоюродной сестры Вовки по имени Зина, уменьшительно-ласкательно - Зенитка, так как она очень метко стреляла и была лучшим после лидера членом молодежной террористической организации "НХ". Но, так как слово "Зенитка" произносить было долго, его сократили до просто "Зина", но это было настоящее имя девушки, и поэтому лидер организации Кремень и сам Вовка остановились на нейтральном "ТанкЪ" (если в письменном виде, то с "Ъ" на конце). Я открыл дверь. - Привет, - сказала Зина, - Вовка тут?
Глава 9
Параллельное завоевание Кати - 2 (симфония) - Тут, - ответил я, и будто впервые увидел Зину. Совсем крошечную, метр с небольшим, с обаятельным личиком, милой, но язвительной улыбкой. Фигура восхитительная. Взгляд зазывающий. Но у Сусанина взгляд был тоже зазывающий, а что из этого вышло, мы с вами знаем не хуже тех поляков. И, все-таки, она - прелесть. Просто - куколка. Куколка по прозвищу "ТанкЪ". - Сегодня мы готовили переворот, - сказала Зина, войдя в комнату.- Кремень - удивительный человек. Его перевороты такие, такие... - Прекрасные, - подсказал я. - Нет, не то. Просто, когда он переворачивает, мне кажется, я умру от счастья. Вы этого понять не можете. Вы - все время одни. Странно, что Вам это не надоело. - Надоело! - захотелось крикнуть мне, - еще как надоело! Но что делать?! Моя возлюбленная с каким-то рыжим гадом принимает душ! А я беспомощен, пока в кармане есть Зеленый Друг. А Вовке вполне "Челленджера IBM" хватает. По виртуальному Интернету он может заказать любую красотку. Что с того, что она будет лишь в его подсознании? Подсознание, как известно, правит человеком. И если в твоем подсознании заложено, что ты Огонь, то ты и есть Огонь, и рано или поздно тебя все равно потушат, как бы ты не доказывал, что на самом деле звать тебя Алексей Вадимович. Так что очень даже надоело. - Давай курить, - сказал Вовка. - Я не буду, - начала сопротивляться Зина. - Будешь, будешь! - крикнул Вовка, и вдвоем с Зеленым Другом они начали наступать на девушку. Я тем временем заходил сзади. Зина молниеносно выхватила старинный Кольт 45 калибра. - Первый, кто подойдет ко мне, получит пулю в лоб! Слышите вы, ублюдки, слабые и ни на что не годные, ублюдки, не имеющие даже сил, чтобы доставить удовольствие женщине, безумные паяцы, уверенно чувствующие себя лишь тогда, когда уторчены или укурены! Безответственные, не приносящие счастья ни себе, ни другим! Люди с большой буквы "Г", но обаятельные, все же, остроумные, если не на отходняках. Вдуйте еще! Зеленый Друг галантно подхватил даму, и они закружились по комнате в разноцветном вихре слов и мыслей. - У меня снесло башню! - грустно сказал Вовка,- теперь я не знаю, как мне дальше жить. Без башни я несущественен. - Ого! - воскликнул я, - ты тоже это понимаешь?! А я думал, что несущественность - моя прерогатива... - Вовка, Вовка, - закричала девушка Зина,- спаси меня от этого врага! - Уже ухожу! - произнес Зеленый Друг, - где меня найти, сами знаете! Можно не провожать, я на колесах. И Зеленый покатился прочь прямо сквозь стены, оставляя за собой черные закорючки запятых и специфический аромат. - Ути-пути-тю-тю-тю! - сказал Вовка, влюбленно глядя на Зину и распуская руки во все стороны. Ей, похоже, это нравилось. Мне тоже. Но нравилось бы еще больше, если б на месте Вовки сидел я. Но, вспомнив о прелестной Кате, я придал своему лицу самое каменное выражение и сел за "Челленджер IBM", экран которого мерцал загадочными звездочками, а, значит, компьютер находился в режиме готовности и в любой момент мог перенести меня внутрь. Например, в странное десятиэтажное здание, заполненное вражескими солдатами, роботами, людьми-мутантами, просто мутантами, злым зверьем и автоматическими пулеметами на потолках. В первой же комнате мне пришлось пристрелить ничего не подозревающего ученого-химика, чьи талоны на еду и патроны я бессовестно забрал. И тут заговорил репродуктор: - Внимание, Черный Ренегат! Твоя возлюбленная Катя находится в моих руках. В руках доктора Златоогнивцева находится твоя подружка! И я уж постараюсь, чтоб ей не было скучно. Мои солдаты выстроились в очередь, и уж каждый из них, будь уверен, постарается, чтобы Кате не было скучно. Спеши, супермен, и не забудь оглянуться. За твоей спиной кто-то вылупился из яйца! Не успел я осмыслить последних слов, как что-то сильно ударило меня в спину. Я развернулся и начал стрелять по огромному Зеленому Мутанту, похожему на студень и яичницу одновременно. Но прежде, чем я проделал во враге три дырки, он успел еще раз пустить в меня сгусток энергии. Жилет не помог. Моя голова будто взорвалась, и все вокруг стало красным. Я очутился в огромном темном помещении, где штабелями лежали чьи-то тела. Я присмотрелся. Все тела были либо мной, либо Вовкой. Иногда попадались трупы Кремня, Юрки, незнакомых мне людей. Прикинув, я пришел к выводу, что здесь миллиарды мертвецов. Этот зал являлся собственной памятью компьютера. Сюда попадали мы, когда нас убивали. Мой свежий труп занял свое место, а я вернулся обратно в комнату и загрузил игру вновь. Теперь-то я буду осторожней, и обязательно спасу Катю. Но действие наркотика начало ослабевать, и, когда я в четвертый раз вошел в игру, репродуктор уже ничего мне не сказал. - Мне пора, - заявила Зина, - у нас на сегодня намечен важный переворот. А Кремень ждать не любит. И это его право. Право сильнейшего. Право Мужчины. - Мне тоже надо идти, - сказал я. Прощаясь с Вовкой, я услышал, как он тихо пробормотал: "За тобой охотится Валдаг!" - Что? - спросил я. - Говорю, что в следующую субботу я поеду в гости к Лаврову. Поедешь со мной? - Нет, - ответил я, - наша встреча может вызвать необратимые процессы в пространстве и времени. Ты ведь знаешь, одна масса не может занимать несколько мест в пространстве. - Вернее, две одинаковых массы не могут занимать одно место, - поправил меня Вовка. - Без разницы. Но мне показалось, что ты сказал что-то другое. - Нет, - замотал головой Вовка и, закрывая за мной дверь, отчетливо произнес: "Берегись Валдага. Он уже близко".
Глава 10
Я - дома - 2 (отрывки) ... и тогда я набрал катин номер, который дал мне Вовка вместе с предупреждением, что это может быть и не ее номер, так как "Челленджер IBM" имеет право на одну ошибку из бесконечного множества правильных вариантов. Итак, я набрал номер, и мне сказали: "Алло!" - Алло, - сказал я, - это Катя? - Да, - сказали там, - я слушаю. - Катя, это правда ты? - Я. А это кто? - Это я. А почему у тебя голос на твой не похож? Наверное, я ошибся номером, потому что имеется возможность... - Кто это говорит? Как Ваше имя? - ...одной запрограммированной ошибки на все количество правильных решений. Я ясно выражаюсь? - По-моему, я знаю, кто это говорит, - задумчиво произнесла Катя, - это парень из Библиотеки! - О, да. А еще я - парень с улицы Типанова, парень с набережной, парень из кинотеатра любви, парень с бездонными голубыми глазами, парень со штучкой, и я хочу... - Откуда у тебя мой номер? - ...чтобы ты была со мной, потому что сейчас я пьян, но и когда не пьян, я люблю тебя! Люблю! - Откуда ты знаешь мой номер? - Хоть чуточку! Пожалей! За мной охотится Валдаг. За миллиарды лет он свихнулся и теперь считает, что я - воскресший из небытия Великий Френ. А я всего лишь Рон. Мне уже семнадцать, а я еще никогда не целовался. Понимаешь? Никогда! - Бедный, - протянул голос из трубки. Но не катин, нет... Мужской, хриплый, насмешливый. - Бедный! Займись спортом, лыжами, например, сразу полегчает. И никогда больше сюда не звони! Понял, козел? И в трубке пошли короткие гудки. Я догадался, что это был тот рыжий гад. Значит, он и в три часа ночи рядом с ней. Значит, он и есть Великий Валдаг... ... и тогда я написал поэму, состоящую из трех стихотворений. Там было все: и нежность, и любовь, и ненависть, и секс, и опять любовь, и злость, и счастье, счастье без конца. Я рыдал и писал. А когда закончил, в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыл глаза и представил, как плыву в небесах, окруженный птичками, и все они чирикают удивленно: "Отчего говорят, что люди не летают?! Вон, один летит..." - Это от счастья, - оправдываюсь я, - а вообще то люди не летают. - Каково, - чирикают в ответ, - сам летит, а парадоксами так и сыплет. Прямо как наш аист. И показывают крылышками на молодого аиста справа от меня, обильно удобряющего землю парадоксами, коллизиями, реминисценциями, новорожденными младенцами и приемными детьми. ...и тогда я съел... ...на первое было... ...скажи, мама, отчего?.. ...лучше выпить водки литр, чем... ...чем поллитра, но... ...и тогда я лег спать, но еще долго не мог заснуть. Перед глазами, как живая, стояла Катя и медленно, одну за другой, расстегивала пуговицы на коричневой рубашке. Я перевернулся на другой бок, но и там тоже стояла Катя. Но теперь она рвала на себе рубашку, и пуговицы отскакивали с треском, одна за другой. Я перевернулся на спину, но и там висела Катя, швыряя в меня пуговицами и дразня невидимой грудью. Я уткнулся носом в подушку, но оказалось, что мой нос как раз попал в ложбинку меж Катиных грудей, рассмотреть которые я не мог из-за очень близкого расстояния, и я, наконец, заснул. Всем людям снятся сны, но мне ничего не снилось. Значит ли это, что я не человек? Не доказывает ли отсутствие снов, что я и есть Великий Френ, ибо, как написано, блажен, кто верует? С трудом.
Глава 11
Несколько мнений по разным поводам - 2 Общеизвестно, что утренняя яичница расслабляет, и даже чашка крепкого растворимого кофе не в силах помочь собраться с мыслями. Необходимо просто лечь на диван, уставиться в потолок, прочесть тайное заклинание и ждать. Я лежал и ждал. Втайне надеялся, что вот сейчас раздастся телефонный звонок, и Катя, таинственным образом узнав мой номер, прошепчет что-нибудь типа: "В пять под старым колоколом" или "В восемь на Казани" или "В три у Фишмана". Конечно, ничего такого произойти не может, но вдруг... Ах, это "вдруг", самое прекрасное слово в русском языке... И телефонный звонок таки раздался. Один мой старый приятель интересовался, пойду ли я на очередное заседание Клуба Одиноких Вшей. - А что будет? - спросил я. - Будем праздновать выход в свет двухтомника Монголова "Все о Всем". Ты должен был видеть рукопись. - Не видел, - зевнув, ответил я и закрыл глаза, так как заклинание еще не подействовало. - Так ты будешь? - Нет, - твердо ответил я, - у меня сегодня очень важный день. Связано с женщиной. Понимаешь? - Понимаю, - хихикнул товарищ, - но, смотри, три пропущенных заседания, и ты вычеркнут из числа одиноких вшей. - Чушь, - заявил я, - бутылка водки председателю, и я вновь в списке... Разговор навеял тоску. Пойти, конечно, стоит. Там будут пить водку, вино, пиво, потом целоваться в комнатах и на кухне, потом любить друг друга в комнатах и на кухне, потом просыпаться с больной головой, с удивлением глядя на лежащую рядом особь противоположного пола. С трудом вспоминать, кто это, почему именно она (либо он), и, наконец, собрав бутылки, бежать к ближайшему ларьку, чтоб на вырученные деньги купить не пива на опохмелку, а пачку "Рейса", и курить, курить, курить... Заклинание сделало свою работу: яичница полностью переварилась. Желток занял свое место в верхней части конуса, белок - в нижней. Нить Питания опутала конус, все восемь центров успокоились, и я мог идти завоевывать Катю. Первым делом я перечитал сочиненную ночью поэму и, как заправский критик, вырезал оттуда наиболее фривольные места. Потом я вычеркнул строки, написанные в жанрах сюрреализма и примитивизма. Оставшийся текст я внимательно перечел несколько раз и остался им доволен. Побрившись, я вылил на себя те капли одеколона, которые оставались после недавнего посещения меня Вовкой, и облачился в строгий серый в полоску костюм фабрики "Большевичка", в черные ботинки за 15 рублей и белые носки. На шею я прикрепил грязно-белый галстук, соединив его с рубашкой с помощью мутно-красной заколки с неподдельным сапфиром посередине. Проходя мимо зеркала, я чмокнул отражение в щечку. Выйдя из дома, я столкнулся с девушкой Олей, рюкзак которой так и распирало. - О, наш террорист, - язвительно прохмыкала девушка, - хочешь булочки? - Да пошла ты, - торжественно ответил я, - и булка твоя дурацкая! И засунь ее себе в задницу! И чтоб тебя черти в аду жарили! Да подавись ты своей дерьмовой булкой, после того, как из зада вытащишь! И не хочу я щипать тебя за грудь! Я даже дотрагиваться до нее не хочу! Поняла ты, блядь?! - Павлик! - истошно завизжала Оля. Пришлось бежать. При каждом моем шаге что-то трещало. Думаю, рвались брюки. Но Павлик меня догонял. Я слышал его топот за своей спиной. Было ясно, что в этот раз он меня замочит. Я начал задыхаться. Но вдруг чьи-то мягкие руки схватили меня за попу, и я переместился, мгновенно оказавшись в какой-то парадной с кодовым замком. И напрасно мой преследователь колотил ногами в дверь. Я был спасен. Тяжело дыша, я прислонился к батарее парового отопления. Рядом со мной стояло существо, более всего напоминающее девушку. Оно и было девушкой.
Глава 12
Fuck me! Некрасивой. Маленькой, худой, с каким-то мышиным лицом, с выступающими из-под футболки ключицами, с грустными собачьими глазами, с невообразимо идиотской прической. Короче, уродина. И этот ужас пылко обхватил меня щупальцами и жарко зашептал: - Трахни меня! Прямо здесь! Прямо сейчас! - Ну, конечно, - неуверенно ответил я, - но почему прямо сейчас? Может потом, когда все уляжется? Я обязательно... - Ты не любишь меня! - вскричало существо. - Ну, почему же?! - начал я, ровным счетом ничего не понимая. - Люблю, конечно... Спасибо. - Любишь? - девушка приблизилась вплотную, и я увидел, что она еще и в очках. Огромных, в пол-лица, некрасивых очках, за которыми ее глаза были похожи уж и совсем на какую-то гадость. - Правда любишь? - спросила она. - А как тебя зовут? - Лешей, - соврал я. - Моего прежнего друга тоже звали Лешей, - сообщила девушка, - а я - Наташа. Можно просто - Треска. Это кличка в тусовке. Незнакомое слово оглушило меня, и Наташа-Треска, почувствовав мою беспомощность, вновь полезла целоваться, параллельно забираясь ко мне в штаны. - Ого-го, - протянул я, - ну, может, не здесь?! А где-нибудь там? Попозже, когда все рассосется... А там видно будет... А? - Я хочу тебя! - в экстазе крикнула Наташа, и чья-то испуганная тень шарахнулась в сторону. По зрелому размышлению, тень была моей. - Давай вначале погуляем, - запротестовал я, с ужасом думая о том, что Катя может меня и не дождаться. Тем более, что она меня и не ждет. - Давай, - вдруг легко согласилась Треска, - а потом сразу трахнемся. Хорошо? - Хорошо то хорошо, - сказал я, - но ты не можешь подождать еще денек? - Мне 26, - с грустной гордостью в голосе сообщила Наташа, - а я так и не нашла свою любовь. Но теперь с этим покончено. Ведь ты меня любишь? Не забывай, что я спасла тебя. - Да, - согласился я, - похоже мне, как ни крути, придется тебя любить, так как ты меня спасла и тебе уже двадцать шесть лет, а мне всего двадцать. Но разница в возрасте, как говорится, лучше, чем возраст в заднице. И мы вышли на улицу. Все оборачивались. Нас снимали скрытыми, полускрытыми и явными камерами. На нас показывали пальцами. Нас кусали собаки, а ко мне в ботинок даже забрался таракан. Он устроился между мизинцем и безымянным пальцем правой ноги и живет там до сих пор, как память о тех чудесных днях с Треской. А дни, точнее, один день, выглядел приблизительно так: Она: - Я хочу тебя! Прямо здесь! Вот под этим памятником Барклаю де Толли (варианты: на этом темном чердаке, в этом студенческом кафе, в пруду, в гробу, у черта на куличиках)! Я: - Ну, это, конечно... Но, может, попозже чуть-чуть... Ну, там, через часик... А? Она (в слезах, царапаясь и кусаясь): - Ты меня не любишь! Я (прикрывая особо важные части тела): - Ну, отчего ж?.. Люблю, конечно... Что ты, в самом деле... А? Она: - Тогда трахни меня! Возьми всю без остатка, как есть! Я: - Ну, об чем разговор... Конечно, конечно... Но, может, обождем чуток... Ну, совсем немножко... А? Ближе к вечеру меня начало клонить в сон, а на лице проступили алые пятна. Я искал лишь укромный уголок. Но не для занятий сексом. Я хотел прикончить Наташу и, таким образом, избавиться от единственной преграды на моем пути к сердцу Кати и дальнейшим любовным утехам с девушкой в коричневой рубашке. Мне помог Бог! Именно он, а никто другой, появившись в облике милиционера, попросил нас покинуть многолюдный Невский проспект в районе ЛДП и идти куда-нибудь на фиг. И мы пошли. На набережной было тихо. Я схватил Треску за очки и швырнул ее в Фонтанку. Грех на душе, убил несчастную. Утопла в реке своей неутоленной похоти. Каюсь, берите меня, родненькие. Вот он я, перед вами, с голыми руками и ногами. Хватайте, ведите, стреляйте неудавшегося абитуриента. Потомки мои вам только спасибо скажут. Громите нас, жидов проклятых, гасите иноверцев-москвичей, исполать Вам, Ваше Сиятельство! Аминь. До сих пор по Фонтанке плывет тело дохлое Наташи. И, говорят, треска не переводится. Бывалые рыбаки так и заявляют: - Не переводится, - говорят, - треска-то! Вот уж чудеса так чудеса! - И ухмыляются в усы. На том и стоят, туда и несет. Тпрру, кони!
Глава 13
Детство Фрейду посвящается Все! Хватит! Пора писать о детстве. В детстве женщины меня не интересовали. Интересовали, наоборот, мальчики, с которыми я играл во что-то похожее на войну и дочки-матери одновременно. На женщин было абсолютно наплевать. Плевать на них! С огромной колокольни, вознесшейся ввысь главою непокорной! Плевать, а еще лучше - с той же колокольни кидать в них тухлые яйца, гнилую картошку, воздушные шарики, наполненные водой, перезрелые бананы, пустые бутылки с зажигательной смесью внутри. Чтоб это падало вниз и уничтожало тех, о ком я в детстве абсолютно не думал. Вот, помню, еще мальчишкой лет четырех-восьми я дружил с девочкой, а потом лет через семь она меня не узнала. А еще с другой дружил - так она шлюхой стала, и первый аборт сделала классе, наверное, в седьмом, или шестом, или восьмом. Все это мои домыслы. А факты состоят в следующем: детство мое прошло в Рощино. Там я купался с одной девочкой, мне было лет 13 или 14, ей, по-моему, тоже, но выглядела старше. Такая здоровая баба. Мы купались, я смотрел на ее грудь, поскольку так близко женской груди еще не видел ни разу. Потом мы играли в карты на одеяле вместе с 23-х или 5-летним дачником, и тот, когда мы оставались вдвоем, захлебываясь от восторга, рассказывал мне о порнофильме, в котором был негр с членом в полруки. - И, представляешь, - шептал дачник, - весь черный! Негр черный, и хуй у него черный! - Да уж, - поддакивал я, - на то и негр, ядрена феня! Но о женщинах, повторяю, не думал. Была там одна полусумасшедшая девчонка. Так она рассказывала своей подружке, что ночами к ней в окно залезаю я, и мы делаем такое... Подружка, передававшая мне столь удивительные истории, на том замолкала, так что я не знал, что такое я делаю ночью с полусумасшедшей девчонкой. Собственная фантазия безмолвствовала, а, возможно, просто спала до поры до времени. Я не думал о них, а вот 13-летний паренек Слава Чесский из какого-то бредового села в глубине страны - он думал, и вечерами перед сном рассказывал нам, жителям детского лагеря отдыха, как они в своей деревне играли в войну. Как его ловили и пытали деревенские девчонки. - Вы знаете, - жарко шептал он, - когда девчоночьи руки добирались до моего члена, они ласково брали его в ладошки, и я чувствовал такое, такое... Нет, это не объяснить... Это надо запомнить! Его рассказы были сюжетны, осмысленны, и кончались тогда, когда я мысленно уже кончал. Почитывая сейчас "Бульвар Крутой Эротики", я должен признать, что устные рассказы 13-летнего Славы Чесского были вполне на уровне. Если он даже и врал, ему стоило так врать. Именно он, Слава, обратил мое внимание на то, что одна симпатичная девчонка из нашего отряда во время ежевечерних танцев появляется в рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и без лифчика. Я бы прошел мимо, не заметив. А заметив, старался на танцах оказываться напротив нее. Но мне это не помогло - я все равно не видел того, что видел Слава. Это к вопросу об абсолютном отсутствии интереса. Господи, а та 14-летняя Таня из города Орла! Ну почему я всегда видел не то, что другие, а то, что казалось мне видным?! Ну почему никаких романтических историй с кровавым финалом? Где, наконец, Первая любовь?! Ей бы уже пора! Как-никак, сейчас мне, Ронуальду Григорьевичу, 69 лет и один месяц. Эх, вернуться бы назад! Лет на 60 или 55. Отбросить бы эти опостылевшие костыли, выпрыгнуть из инвалидного кресла-качалки, и туда, где остались все эти 12-13-14-летние девочки и мальчики! Непозволительная роскошь - мечтать о таком. Может не выдержать сердце, и меня понесут ногами вперед. Но, главное ведь - вперед! Доктор сказал: еще один инсульт - и все. А раз доктор сказал - так и будет. Вот только завещание накропать. Приблизительно такое: Завещание
Находясь тут и сейчас в твердой (мягкой, средней - нужное подчеркнуть) памяти и таком же рассудке, не обремененный ничем существенным и никем в той же степени, являясь последним романтическим козлом уходящего века и всех времен включительно, понимая всю ответственность мига, равно как и бессмысленность всей жизни в целом, принимая во внимание общую социальную ситуацию и ее явную направленность против меня, и, все же, надеясь на благополучный исход и дальнейшее погребение по высшему разряду, завещаю: - Послать всех на хуй!
Ненормативная лексика в этой главе необязательна и, по желанию читателя, ее можно пропустить.
Глава 14,
составленная по материалам книги "Космические Были. Т.1. Изначальное" Параллельное завоевание Кати - 3 Рождение Френа Родился Великий Френ в дремучем захолустье Пространства на планете ГРОМ, где кроме него появлялись на свет лишь оранжевые шарики, так удачно сочетающие в себе вкусовые качества яблок Гольден, аромат свежевыпотрошенной аккумбулы и неповторимый хруст на зубах. Именно оранжевые шарики составили первое меню Френа, так как его бедным родителям, выходцам из далекого Мира Тьмы, кормить малыша больше было нечем. Юный Френ с детства познал горечь и тоску. На ГРОМе не было ни одной Удовлетвориловки, а те, что являлись из Цивилизованного Мира, ни на что уже не годились. Веками, сидя под раскидистым Сакмаром и слушая ненавязчивый бред дерева, Френ мечтал, как в один прекрасный временной континуум произойдет нуль-переход и явится Она, та единственная Удовлетвориловка, ради которой он и вылупился из Золотого Яйца Дрочитов. Френ терпеливо ждал. И однажды планета ГРОМ чуть не раскололась, а на ее поверхность явились сразу два существа. Были это Великий Валдаг и Прекрасная Удовлетвориловка по имени Хнютка. И возликовал Великий Френ, и стал глотать оранжевые шарики даже не жуя... Тпрру, кони! Я сказал: - Стоп! Пора заняться тем, ради чего, собственно, я и пишу этот сверхудивительный роман. То есть, пора уже дойти до Кати и прочитать ей поэму о Любви. А там, глядишь, и весна. А весною женщины податливые. Бери - не хочу. Но я хочу! Поэтому пора идти. Я пошел, и очень скоро оказался перед домом своей любимой. Был я весь праздничный, в рваных штанах, с растрепанной шевелюрой и с синяками под всеми глазами. Я был доволен - пока все шло отлично. Оставалась самая малость: прочитать, обольстить, затащить, потрогать и обломаться. Либо не обломаться. Чем грозит последнее, мне доходчиво объяснил Зеленый Друг. Но я не боюсь. Как говорится, волков бояться - шампанского не пить. Без труда, как известно, ни туда и ни сюда. Так что, рискнем! И я позвонил в заветную дверь. Открыла мне Катя. На сей раз она была облачена в короткий голубой халат, едва закрывавший бедра, а на голове у нее сидела игриво надвинутая широкополая шляпа с пером. - Здравствуй, - оробев, сказал я, - вот, стихи принес. - Читай. Обрадованный таким приемом, я сел на лестничную ступеньку и, достав из кармана лист, начал выступление. - Любовь, - сказал я, - это название. - Я поняла, - кивнула Катя. - Эпиграф: Любовь моя еще быть может, А позже может и не быть!
Ты вся - полет фантазии чудесной
Ты как дитя невинное пока Ты вся любовь, ты вера без надежды Ответь, куда журчит твоя река? Ты будто сон, виденье в полудреме Ты вся как наркотический кристалл Твою любовь познать во всем объеме - Да я б за это все, что есть, отдал. P.S. Но вместо этого в тиши уединенной Я размышляю о строении вселенной. - Я поняла, - грустно сказала Катя, - только вот рифма "чудесной - надежды" меня несколько тяготит. А так все очень даже... - Значит, ты согласна?! - вне себя от счастья воскликнул я. - Ну, предположим, согласна. Далее началась немая сцена. И продолжалась эта сцена довольно долго. Я сидел, молчаливый и счастливый, боясь даже пошевелится, боясь того, что Катя может передумать и уйти домой. Она же стояла в своем халате и чего-то ждала. Откуда я знал, чего она ждет?! "9 с 1/2 недель" я еще не видел, так же, впрочем, как и "Чужих", но это сюда не относится. - Вот она, любовь, - думал я, понемногу примерзая задницей к ступеньке, - вот это чувство, о котором создано столько изумительных песен, стихов, романсов и повестей, вот оно, правящее на Земле и вообще в Пространстве... ...из книги "Космические Были. Т.1. Изначальное" ...одел тогда Френ свой самый лучший тумбурумбум, покрасил клыки золотом, сложил чмокалки в соответствии с последней модой Цивилизованного Мира и явился знакомиться. - Привет, - проультразвуковал он, - меня зовут Френ Трех Солнц. Полный титул назвал, скромняга. - А меня - Хнютка, - ответила Прелестная Удовлетвориловка, - но это не имеет значения. - Почему же? - удивился Френ, задрожав всеми 503-мя трогалками. - Потому, что у меня есть друг, - легко объяснила Хнютка. И вслед за ее словами из Священной Пещеры Дрочитов явился Великий Валдаг в новой броне от компании "Saturn & Кольца". Помахивая 23-километровым хвостом, он усмехался, обнажая три главных клыка, сверкавших подобно Космическому Кристаллу. Да, друзья-переселенцы! Великий Валдаг пользовался священной пастой "Blend-a-Med" с флюорестатом, и потому-то с раннего детства он не знал нужды, питался исключительно свежими аккумбулами, а не эрзацподобными оранжевыми шариками, и сумел подцепить такую клевую Удовлетвориловку, как Хнютка. А я все так же сидел на ледяной ступеньке, глядя на любимую Катю и мечтая, что вот сейчас встану, возьму ее на руки, внесу в квартиру, положу на ложе и, далее по тексту: "Ухватив ее за бедро, другой рукой я низко наклонил ей голову. Я молотил со всей страстью, с яростью удовлетворения, погружаясь в нее полностью, то снижая, то усиливая темп..." Во как! Но пока я лишь мечтал и не решался встать, так как полностью примерз к лестнице. - Ну, ладно, - сказала Катя, - я пошла. Если надумаешь - заходи. Пока! Кстати, а как тебя зовут? - Рома, - сказал я тихо, сдерживая слезы, готовые хлынуть из моих широко раскрытых бездонных глаз. - Ну, пока, Рома! И постарайся не встретиться тут с Гутманом. Он очень ревнивый. - Ага, - сказал я, - с Гутманом. Постараюсь. Дверь за Катей захлопнулась, и я остался в кромешной пустоте, где не было даже звуков скрипки.
Глава 15
Несколько мнений по разным поводам - 3 Не было в этой тьме и белых искорок, радующих человека, долго смотревшего на яркий свет, а потом резко закрывшего глаза. Ну, то есть, совсем ничего не было. Я сидел, как идиот, и не мог пошевелиться. Ведь каждый клеит, как умеет. Это известно. Коноплев, например, сдал свой мозг в аренду Черному, и теперь ходит, шатаясь, шепчет что-то бессвязное, с закрытыми глазами, потому, что смотреть ему больше не на что. Вокруг ничего интересного не осталось. К тому же надо беречь зрение, от постоянного вглядывания в недра прокопченой кружки глаза начинают слезиться. Допустить это никак нельзя. Отвлечешься на миг - и первая шапка выплеснется на грязную конфорку. Собирай потом раствор по капле! И Коноплев, мозг которого захвачен Черным, ходит, не глядя вокруг, и уже подумывает, а не сдать ли в аренду левую руку. Вроде как она без надобности, да и денег больше будет. Кроме него, сошел с ума еще один паренек. Когда он начинает о чем-нибудь говорить, невозможно разобрать - о чем это он. В его голове до такой степени все перевернуто, что иногда удивляешься, как это он сам себя понимает. Скорее всего, да, не понимает. И уже не пытается. А что - я? Чем лучше? Многим. Во-первых, в погоне за удачей я лишился лишь небольшого музыкального центра с шестью колонками, пятиполосным эквалайзером, относящимся сюда же микшером, ревером и наушниками типа "Звук В Себе". В тот день ко мне пришел Черный, ненавязчиво сел в кресло и, ссылаясь на Великого Френа (он ведь так же сделал), уговорил меня подарить ему музыкальный центр, обещая взамен дружбу в течение вечера и дальнейшее продвижение в сторону удачи. Я согласился, дурак. Все мы мудаки, когда на что-то подписываемся. Вот, например, сейчас я достиг того, чего хотел. Я сижу на ступеньке рядом с дверью, за которой меня ждет прекрасная Хнютка, тьфу... Катя. Я сижу и теряю драгоценные минуты. Но как, в самом деле, я могу на что-то решиться, если я не знаю, как делается то, на что я решусь? Вот уж беда так беда. С криком я оторвал половину зада от ступеньки, оставив большую половину, как воспоминание Любви, и поскакал вниз. У выхода из парадной я столкнулся с рыжим гадом, который, наоборот, поднимался наверх. Мы бросили друг на друга по подозрительному взгляду и разошлись. - Вот уж Гутман, - злобно процедил я, попав на улицу, - каков Гутман, а?! На большее словарного запаса не хватило. В унынии я возвращался домой. Делать было совершенно нечего. Катя согласилась стать моей, но лучше мне от этого не стало. То есть, теоретическая часть была выполнена, а вот как приступить к практической, я и понятия не имел. Возможно, Зеленый Друг поможет. Больше обращаться было не к кому. - Да что ж это такое! - в сердцах воскликнул я, - что ж это за абитуриент-то я такой?! Все не как у людей! Раньше это радовало, но теперь хочется, чтоб все стало, как у всех, и не мучиться больше, любит она меня, или я ее просто достал. Бессмысленный я человек, несущественный. Даже любовь у меня какая-то многоэтажная. Пока до последнего этажа дойдешь, нижние рассыпятся. - Господи, - в экстазе воскликнул я, - сделай меня так же, как всех остальных сделал! По образу, значится, и подобию! И пророкотал голос с небес: - Конец первой КНИГИ.
Примечание к главе 14
Планета ГРОМ - находится в левой части неба. С Земли не видна. Оранжевые шарики - существа, обитающие на планете ГРОМ. Годны в пищу. Готовятся следующим образом: снять скорлупу, выколоть зеленый глаз, оставить на полчаса в холодном месте. Подавать с петрушкой и гарниром. На Земле не водятся. Аккумбула - высококалорийное существо, хищник. Водится на территориях Мира Тьмы. Исключительная сложность поимки и приготовления. На Земле не распространено. Мир Тьмы - территория, не освещенная ни одним из солнц. Цивилизованный Мир - территория, освещаемая каким-либо солнцем. Сакмар - говорящее дерево. Обладает скверным характером. В старости сходит с ума и начинает нести полную ахинею. На Земле не растет. Дрочиты - многочисленная раса космических переселенцев. Отдельные представители есть даже на Земле. Золотое Яйцо Дрочитов - колыбель каждого дрочита. Тумбурумбум - выходной костюм дрочитов. В пищу не пригоден. Паста "Blend-a-Med" - лучшая зубная паста, приготовленная по лицензии компании "Saturn & Кольца". Изготовляется на Земле.
<<предыдущее следующее>>
|