|
В тот пасмурный осенний день я решила, что моя связь с Доном зашла столь далеко, что никакие другие связи, в том числе и родственные, не помогут избежать мне печального конца прежних подружек Дона. Например, Ширли Тэмпл, образ которой неотрывно преследовал меня вот уже в течение месяца, с того самого дня, когда бедняжка Тэмпл выбросилась из окна своей трехкомнатной квартиры на 25-м этаже здания, построенного в середине 50-х по проекту Моррисона, вклад которого в архитектуру современной Америки насколько очевиден, настолько и неоспорим. Кажется, я сказала лишнее. Это беда любой 33-летней девушки, чья жизнь прошла в меблированных комнатушках, где развернуться не представляется возможным, не по причине безумного нагромождения утвари, а потому что разворачиваться, собственно говоря, негде. Кровать, стол да стул. Еще, быть может, ванная, но не являющаяся частью комнаты, а скорее примыкающая обособленно, я бы сказала. - Привет, Сюзи! - Привет, Миа! - Как твои дела, дорогая? - Хорошо, но одно мучает... - Уж не думаешь ли ты, что Дон... - Именно об этом я и думаю. Ни о чем другом, возможно, более существенном, а именно об этом чертовом Доне, дрянном актеришке из поганого театришка, репертуар которого состоит из единственной пьесы какого-то Горького, русского драматурга. Но они даже эту пьесу поставить не могут. А Дон должен играть главную роль. - Дорогая, нельзя себя так мучить - поезжай развейся. - Уж не думаешь ли ты, что я смогу хотя бы неделю жить без Дона?! Он для меня как бог, как ежедневное питание, наконец. Без Дона я боюсь, что сойду с ума. - Но ведь и с ним... - Да и с ним... Кроме того, мой отец, умирая, прими Господи его душу, говорил, что первый же мужчина двадцати трех лет, блондин, под два метра ростом, встреченный мной на перекрестке у супермаркета "Sun", либо в самом магазине в отделе стиральных машин, именно этот мужчина будет тем, с которым я должна связать свою судьбу нерасторжимыми узами брака, либо просто лечь с ним в постель, с моим любимым Доном... - Привет, Сюзи! - Привет, Стив! - Ты идешь на репетицию? - А там будет Дон? - Дон. Уж не думаешь ли ты? - Именно об этом я и думаю. Ведь, если на репетиции будет Дон, а он обязательно будет, так как не пропускает ни одной репетиции без уважительной причины... А какая причина может быть на этот раз? Может, он уехал? Стив, он уехал? - Ну как ты можешь думать такое, милая Сюзи? Твой Дон дни и ночи говорит лишь о тебе. Он ест и говорит, какие мягкие у тебя губы, он спит и во сне причмокивает, словно поцелуев при дневном свете для него так же мало, как для меня твоих губ, которых я никогда не коснусь своим горячим лбом, твоих ног, которых я никогда не дотронусь, твоих рук в перстнях и колечках... - Стив, прекрати... - Уж не думаешь ли ты? - Именно об этом я и думаю. Я всегда отличалась невинностью, ты же знаешь меня давным-давно, еще с тех пор, когда твоя мать и мой отец были женаты... - Так значит, мы брат и сестра. - Конечно, Стив, но не в этом дело. Дело в том, что на самом деле дело совсем в другом. Дело в том, что если бы я полюбила тебя, а не Дона, например, то меня бы не остановило ни то, что ты мой брат, ни то что Дон предсказан моим отцом как потенциальный муж и любовник. Я бы плюнула на приличия - фьють! только меня и видели. И проводила бы с тобой дни и ночи на побережье среди сверкающих закатов и таинственных волн по колено в теплом песке пляжа, не обращая внимания на досужие сплетни... Плевать я хотела... Плевать... В тот пасмурный осенний день все во мне было напряжено до предела, все дошло до последней черты, за которой уже маячила улыбчивая мордашка Ширли Тэмпл, так удачно ставшей мертвой в первую же неделю их связи с Доном. Но обычно все, с кем этот парень крутит шашни, кончают с собой, даже не успев по-настоящему насладиться своим счастьем с двухметровым белокурым красавцем. Что толкает их на этот последний необдуманный шаг? - Привет, Сюзи! - Привет, Миа! - Как дела? - Хорошо, а у тебя? - Что ты имеешь в виду? - Я имею в виду, что дела мои - вполне хорошо. Все даже более чем. Сегодня, например, я приготовила Дону на завтрак его любимое блюдо - омлет с петрушкой, зеленым луком, помидорами, чесноком и колбасой. Видела бы ты, с какой жадностью он глотал шипящий завтрак, как он откусывал огромные куски булки, густо намазанные маслом и горчицей. Я смотрела на него и не могла поверить, что сижу рядом и смотрю, как он ест. Это не укладывалось в голове. Дон и я в одной комнате - в моей, слышишь, в моей комнате, и он ест мой, слышишь, приготовленный мной омлет, а я сижу и смотрю, как он ест, и не могу поверить, что вот он рядом, и я могу до него дотронуться, погладить по белым локонам, положить руку ему на затылок, ощущать движение лицевых мускулов, когда он жует омлет, который я ему сама и поджарила. Боже, это счастье, за что мне счастье? Что я сделала, кроме того, что неделю назад, как раз в день смерти милашки Тэмпл положила в шапку старика-нищего монету достоинством десять центов. Неужели второпях брошенные десять центов повернули мою жизнь туда, куда бы я сама никогда не решилась ее завернуть. Или этот нищий старик был Богом. Но зачем Богу мои последние десять центов? Я бросила деньги в его шапку с одной целью - вымолить теплое местечко в раю для несчастной Ширли Тэмпл. - Привет, Сюзи! - Привет, Стив. - Как дела, сестренка? - Хорошо. Но не думаешь ли ты... - Именно об этом я и думаю. Конечно, Дон - парень не промах, когда надо он придет на помощь, но любовь - это еще не все. Есть вполне определенные обязанности. Ведь ты согласилась сыграть роль Надежды, мы ждем тебя на репетицию уже больше часа. - А Дон тоже там? - Дон тут. Он, как и я, обеспокоен, он хочет что-то сказать, подожди минутку, он идет, он уже рядом. Дон - это Сюзи. - Привет, Сюзи! - Привет, Дон... Ну что? Продолжим? Поехали. - Привет, Сюзи! - Привет, Дон! - Как дела? - Хорошо, а у тебя? - У меня? Уж не думаешь ли ты... - Именно об этом я и думаю. |