проза    поэзия    музыка    аудиокниги    видео    новости    биография    фото    воспоминания    написать  
  1998 г. <<    Tab.Geo.транзит. Часть I>>


Роман в письмах, историях, диалогах и монологах


Предисловие

Здравствуй, мой дорогой искушенный читатель!

Привет тебе, Алекс, тебе, Игнатьев, тебе, Лазарев, и иже с ними. О чем еще я вам не рассказал. Вроде обо всем уже... Но, не сидеть же без дела. И, потому, вот вам мой новый роман. Речь в нем пойдет о некоем Лаврове, лирическом я автора, о том, как этот самый герой едет в Испанию за своей любимой женщиной-археологом. Это фабула. О перемещениях Лаврова будут говорить его письма ко второму лирическому герою Косте, который к тому же заявлен в романе в качестве самого автора, то есть, заявлен от первого лица. Так что, налицо - раздвоение личности. Это сюжет. Но кроме этих героев будут и другие, не столь важные. Каюсь, этот роман явно напоминает "Отдых" 96-го года. Но если тогда мне было очень скучно и оттого безумно весело, то сейчас мне никак, и от того никак моим героям. Они все так же рассказывают друг другу всякие истории, но истории эти явно вымученные. Наверное, просто нельзя всю жизнь травить байки. Не то, что байки могут кончиться, может кончиться тот, кто их травит. А, в остальном, все нормально. Надеюсь, что "Tab.Geo.Транзит" все-таки повеселит вас, мои любезные друзья. Я, во всяком случае, приложу к этому массу усилий.

С тем и остаюсь.
Ваш Loverove (jr)

Пролог
Среда

На днях зашел ко мне почтальон. Был он нервозен, растрепан и зол.
- Вы Лавровым будете? - спросил он, отдышавшись.
- Замещаю, - лаконично ответил я.
- Примите for Loverove! - сказал он и протянул мне что-то, обернутое в лощеную бумагу.
- С удовольствием, - ответил я, - а что там?
- За кого вы меня принимаете? - взвизгнул почтальон.
- За почтальона, - немного удивившись, ответил я, - а вы меня за кого?
Он ничего не ответил. Мне даже немного обидно стало, почему это он меня ни за кого не принимает?! Что я не человек?
- Распишитесь, - сказал почтальон.
- Хорошо, - сказал я.
С минуту мы молча смотрели друг на друга. В его глазах я увидел печаль. Что он увидел в моих глазах - неизвестно, тем не менее, обиделся.
- Не понимаю, - сказал он, - почему все люди относятся к нашему брату с превосходством? Вы бы сами попробовали с утра до вечера по городу бегать.
- Зачем? - изумился я.
- Вот то-то и оно, вам-то незачем. Вам хорошо.
Почтальон явно загрустил.
- Хотите, я вас чаем угощу, - в припадке идиотизма предложил я, но тут же спохватился и добавил, - зеленым?
- Да неудобно как-то, - замялся почтальон.
- Не волнуйтесь, - сказал я, - у меня невеста есть. Так что на этот счет можете быть спокойны.

Пока заваривался чай, а почтальон рассматривал коллекцию картин, я ознакомился с лавровским посланием. Письмо было написано характерным для Лаврова почерком, так что разобрать что-либо не представлялось возможным.
- А он ничего на словах не просил передать? - спросил я.
- Кто?
- Ну, тот, кто вам письмо всучил.
- Господи! - воскликнул почтальон, - вы себе работу почты представляете?
- Смутно, - ответил я, - а вы?
Почтальон внимательно посмотрел мне в глаза.
- Я же все-таки почтальон, - туманно ответил он.

На этом разговор оборвался. Я углубился в текст послания. Почтальон деликатно хлебал чай и смотрел в окно.
- Понял, - воскликнул я, - Лавров отправляется в Испанию.
Почтальон одобрительно хмыкнул:
- В Испании хорошо, там очень красивые места.
- В Кижах, говорят, тоже очень красивые места, - добавил я с сарказмом.
- В Кижах? - оживился почтальон, - ну, как же, бывал.
- А в Коста-Браво бывали? - съехидничал я.
- Там нет, - огорчился почтальон, - а в Кижах - да. Еще там церковь стоит без единого гвоздя.
- Враки, - сказал я, - хоть один да есть.
- Люди говорят - ни одного!
- Люди много чего говорят, - парировал я, - если всему верить, можно умереть гораздо раньше своей смерти. А про Кижи я слышал довольно занимательную историю. Хотите расскажу?
- Да мне вообще-то идти надо. Работа, знаете ли...
- Работа не волк, - сказал я, - если вы не принесете пары писем, войны от этого не случится.
- Войны-то не случится,- неуверенно протянул почтальон, - а уволить могут.
- Я вам потом средство для начальника дам. Вы его в чай подмешаете, и Вас уже никогда не уволят.
- Уговорили! - воскликнул почтальон, - рассказывайте.
История эта случилась, когда ни вас, а тем более меня на свете не было...

Глава 1
Иван Грозный, Алексей и удаление гланд

- Итак, правил тогда царь Иван Васильевич Грозный, и был у него сын, как вы знаете, Алексей.
- Это которого он убил? - уточнил почтальон.
- К началу моей истории он его еще не убил. Но в дальнейшем он его, конечно же, убил. А знаете за что?
Почтальон задумался.
- За что?
- Да ни за что. Взял просто и зарезал.
- По-моему, там присутствовала трость.
- Конечно, трость. Специально из Индии привезенная. С выдвигающимся лезвием, как в "Уколе зонтиком". Только в фильме был зонт, а у Грозного трость. Очевидцы клялись, что при этом он еще и хохотал. Печальная картина, на которой царь изображен простоволосым и раскаивающимся - полная чушь. На самом деле он резал сына и хохотал. Хохотал и резал. Женщины не могли этого вынести - и падали в обморок. Всего упало одиннадцать персон, не считая мамки царевича. Крови было - залейся. Внутренних органов, разбросанных по хоромам, хватило бы какой-нибудь районной больнице на неделю бесперебойной работы.

Я замолчал. Молчал и почтальон.
- Еще чаю? - предложил я.
- Вот вы сказали про больницу, - проигнорировав мой вопрос, начал почтальон, - и я вспомнил, как в прошлом году удаляли мне гланды.
- Как? - спросил я.
- Ужасно, - ответил почтальон, - вначале меня заставили подписать какую-то бумагу, в которой я отказывался от любых претензий к врачам. Я спросил: "Зачем это?" Они ответили, что им так спокойнее. Им-то, может, и стало спокойнее, а мне наоборот. К тому же в палате, где я ждал операцию, лежало пять человек, трое из которых умирало, четвертый был весь в бинтах. С пятым я попытался завязать разговор, но, когда мне это удалось, пришли санитары, накрыли моего собеседника простыней и увезли в морг.
- И вы не пали духом? - с интересом спросил я.
- Еще как пал, я даже пытался повеситься в туалете. Но опять-таки пришли санитары, вытащили меня из петли, повели на операцию. Я отбивался как мог. Я был как лев. Сломал одному санитару руку, а он выбил мне два зуба. Но самое страшное меня ждало в операционной. Оказывается, в этот день главврач отмечал свой день рождения, а надо ли говорить, что операцию должен был делать именно он.
- Бедняга, - прошептал я, - и что же было дальше?
- Вначале именинник долго искал часы. Я предложил ему свой "Полет". В ответ он обозвал меня жадиной и потребовал "Rollex". Без "Rollex'a" он отказывался удалять гланды. С грехом пополам коллеги уговорили его хотя бы попробовать. Он попробовал. Такой боли я не испытывал с 1943 года, когда в меня попала противопехотная мина.
- То есть, Вы на нее попали? - уточнил я.
- Ну да, я. С воплем отчаяния я бросился к окну, надеясь покончить с гландами самым простым и доступным способом. И я уже летел, но меня поймали за пятки, вытащили и привязали к креслу, словно Кука, и начали вокруг кричать, как туземцы. Один дергал меня за язык, другой оттягивал нижнюю челюсть, третий чем-то молотил по голове, а четвертый лязгал щипцами, но все время промахивался. И в этот момент появилась она.

Почтальон замолчал и, отпив чая, закурил сигарету.
- Кто - она? - не выдержал я, - кто появился?
- Жанна д'Арк, - ответил почтальон.
- Святая Жанна? - воскликнул я, - не может быть!
- Истинно говорю. Она возникла из шкафа, где врачи хранят свои лекарства. Как всегда, была в кольчуге, с мечом и в шлеме. "Терпи, - сказала, - меня не так пытали". "Но ты-то Францию спасти пыталась, - ответил я, - у тебя стимул был". Ничего святая не ответила, а только представил я, что тоже спасаю, ну, не Францию, а родной Псков, к примеру. И в тот же миг перестал меня главврач пугать. Пусть, думаю, мучает, хрен с ним!

Примечание
В дальнейшем автор попытается воздержаться от слова "хрен". Также он попытается не употреблять в тексте такие слова, как "жопа", "дерьмо", "трендец" и иже с ними. Это было в последний раз.


- И что же? Гланды-то удалили?
Почтальон залез во внутренний карман и достал что-то завернутое в носовой платок.
- Вот они. Ношу на счастье.
Я с чувством пожал почтальону руку и проводил его до двери.
- Что-то мне подсказывает, что мы видимся не в последний раз, - улыбаясь, сказал я.
- Видимо, нам подсказывает что-то одно, - улыбнулся в ответ почтальон, - я в этом уверен.
- Послушайте, - крикнул я вслед уходящему приятелю, - Вы не могли бы передать Лаврову маленькую записочку.
- Не начинайте заново, - скривился почтальон.

Я закрыл дверь, прошел в комнату, сел на диван, перечитал письмо Лаврова. Мне подумалось, что мой друг плохо представляет, где Испания, а где он. По моему мнению, он был гораздо глубже.

Глава 2
Письмо Лаврова 1

Полностью письмо Лаврова выглядело примерно так:

Здравствуй, дорогой Костя!

Пишет тебе Лавров, твой лучший друг из Ленинграда. Как твои дела? У меня все хорошо. Недавно перешел на пятый курс. Переводить меня не хотели. Они сказали, что скорее переведут кого-нибудь с улицы. Тогда я пошел на улицу, а потом опять к ним. Теперь я был с улицы, и они обязаны были меня перевести. Но они отказались, мотивировав свое решение тем, что я ничего не знаю. Я ответил, что это они ничего не знают, а я знаю. Они сказали, что им виднее. Я ответил, что мне. Они сказали, чтобы я им не мешал. Я ответил, что я им не мешаю. Они сказали, что не понимают, откуда я такой взялся. Я сказал, что и сам не понимаю, что это важный философский вопрос, но если подходить к нему, к этому вопросу, со стороны чисто практической, то тогда еще с горем пополам можно проследить мой путь и выяснить, откуда я взялся и куда направляюсь. Они ничего не ответили, но на пятый курс меня перевели. Молча и с ненавистью. Еще я встретился с девушкой Катей. Она археолог. Занимается раскопками инков. Не знаю уж, что они там позакапывали, но она все время это откапывает. Ходит она по городу с лопатой и биноклем. Чуть что сразу хватается за индийский топорик. Познакомился я с ней в баре. Я пил виски, она - мартини. Мы сразу почувствовали обоюдоострую симпатию. Я спросил, где она живет. Она схватилась за топорик, но потом передумала и подробно объяснила: где живет, с кем, как туда доехать и сколько раз звонить. Мы выпили еще, и я забыл, сколько раз звонить. Потом я предложил выпить на брудершафт. Она опять схватилась за топорик, но опять передумала, и мы выпили. Потом поцеловались по традиции. Потом она предложила на брудершафт. Мы выпили и опять поцеловались. Через два часа пить мы уже не могли, но по инерции еще целовались. Утром я решил жениться. Но тут она уехала в Испанию на раскопки. А я решил последовать за ней. Милый Костя, вышли мне, пожалуйста, карту мира.

С приветом, твой Лавров.

P. S. Письмо посылаю со знакомым почтальоном. Мужик он неплохой, хотя и не торчится.
P. P. S. Будет рассказывать про гланды - не верь, пиздит!

Примечание автора
Автор во второй раз обещает воздержаться от нецензурных выражений. Ему и самому, может быть, неприятно. Он и сам, может быть, человек культурный. А, вот ведь, не сдержался.


P. P. P. S. А что это вообще за Испания? Ты о ней когда-нибудь слышал? Хренотня какая-то, а не страна.

Примечание автора
Автору надоело извиняться. Идите вы все на хуй, блюстители нравственности, блядь.


Прочитав письмо в третий раз, я отправился смотреть телевизор. Показывали 35528-ю серию "Санта-Барбары". С некоторых пор мне стало казаться, что актеры этого сериала смотрят на меня как-то не так, как должны были бы смотреть по сюжету. В их игре появился оттенок легкого превосходства. Небось, они там снимаются, а потом в столовой такое про зрителей говорят, что у нас уши бы завяли, если бы мы такое услышали. Ну, да ладно, что с них взять, с богов-то....

Глава 3
Четверг

На следующий день проснулся я совершенно разбитым. Всю ночь мне снилось, как Лавров ищет Испанию. Мне снилось, как Лавров бродит по своей комнате, заглядывает под диваны, открывает шкафы, шарит рукой на антресолях. "Испания, - кричит, - ау!" Во сне я хотел подсказать Лаврову, что ищет он не там и не так, надо составить алгоритм поиска. Пригласить знаменитых сыщиков: Шерлока Холмса, Арчи Гудвина и Мыслителя из одноименной книги К. Нестлингер. Потом я проснулся. В окно светило солнышко. Зайчики прыгали по одеялу. В дверь звонили. Я накинул на плечи халат и пошел открывать. На пороге стоял вчерашний почтальон. Но уже не один, а с девочкой в голубеньком платьице.

- Доброе утро, - сказал почтальон, - как спалось?
- Вы лучше вот что скажите, - мрачно начал я, - зачем вы лапшу мне вчера вешали?
- А он всегда врет, - сказала девочка, - уж я его отучала-отучала, ничего не помогает.
Почтальон погладил девочку по голове.
- Дочь моя, - ласково сообщил он, - Люба, Любовь, значит.
- Проходите, - сказал я, - раз уж пришли.

В кухне почтальон вручил мне второе письмо от Лаврова. На конверте стоял московский штемпель, или штепсель. Неважно.
- Ваш лучший друг уже в Москве, - сказал почтальон, как будто я сам не видел, - вот когда я был в столице, - продолжал почтальон.
- Не верьте ему, - перебила папу девочка, - не был он в Москве. У него и лыж-то нету.
Я задумался, но никакой связи между столицей нашей Родины и лыжами так и не выявил.
- Он самый ужасный лжец, - далее заявила девочка, - он даже не может объяснить, где моя мама.
- Ну, Любочка, - смутился почтальон, - дяде это не интересно.
- Нет-нет, дяде это очень даже интересно! - воскликнул я.
- Вот видишь, папа, - сказала девочка, - дяде интересно, - и уже обращаясь ко мне, добавила, - я очень любила свою маму. Она была высокая красивая блондинка, как Б. Нильсон в фильме "Домино", у нее были добрые большие руки с длинными оранжевыми ногтями, как у Крюгера в "Кошмаре", и она очень любила петь, как Пласидо Доминго. А он (девочка кивнула в сторону почтальон) не хочет сказать мне, где сейчас мама.
- Я же тебе рассказывал, - начал почтальон.
- Ага, ага, то он говорит, что мама пошла за грибами, заблудилась и ее съел медведь, то, что она убежала вместе с группой "Иванушки International", то заявляет, что у меня вообще не было мамы, а та, которую я принимаю за маму, на самом деле актриса из БДТ.
- Любочка, иди в комнату, поиграй во что-нибудь, - попросил девочку почтальон.
- То есть, как это, поиграй, - возмутился я, - а меня спросить.
- Ну, вы же не против, - сказал почтальон.
- Ну, ладно, иди поиграй, - согласился я, - только видик не включай.
- Почему? - спросила Люба.
- Включишь - узнаешь, - ответил я.
- Так мне его включать или не включать, - решила уточнить девочка.
- Если ты его включишь, то узнаешь, почему его не следовало включать. Так что, решай сама.

- Вы женаты? - спросил почтальон.
- Пока нет. А вы?
- Я был. Это ужасно.
- А именно?
- Да все. Вставать в шесть утра. Жарить яичницу, потом будить ее на работу. Однажды она так лягнула меня, что я выпал из окна. Представляете, с пятого этажа зимой в одних трусах на елку. А во дворе как раз соседка гуляла. Я чуть со стыда не умер.
- Да уж, - согласился я, - а дальше что было?
- Дальше было еще хуже. Она начала мне изменять. Каждый вечер, приходя с работы, я заставал ее с разными типами. И типы-то все были не так уж что бы... В первый раз был космонавт Гречко. Может, слышали?
- Слышали.
- Вот. На следующий день какой-то дряхлый аквалангист по фамилии Кусто. Потом, время триумфа "Зенита", наша квартира вообще превратилась в футбольный клуб, в 80-ых через нашу прихожую прошли, по-моему, все существующие спортсмены, далее Настя (жену так звали) переключилась на иностранцев. Мне пришлось выучить иностранные языки: английский, немецкий, французский, итальянский, японский и древнееврейский.
- Древнееврейский-то зачем? - удивился я.
- Чтобы разговор в компании поддерживать. Но самое страшное случилось два года назад.
Почтальон сделал паузу, скушал Твикс и трагически закончил:
- Моя жена начала храпеть.
- Знаю, - сказал я, - вы ее убили. - Я про вас в газете читал.
- Нет, это не про меня.
- Ну, как же, не про вас. Я вот вам сейчас прочитаю. Где же эта газета? А, вот она. Слушайте. "Недавно в нашем городе случилось ЧП, заставившее на некоторое время позабыть и о Чикатило, и о снежном человеке, живущем в новостройках Питера. Молодой человек по имени Василий (имя по вполне понятным причинам изменено на имя его брата) убил свою супругу Феклу (имя супруги тоже изменили, хотя ей-то как раз по барабану). Однажды глубокой ночью Василий проснулся от оглушительного храпа любимой Феклы. Вначале юноша пытался растолкать жену, но та не просыпалась. Тогда раздраженный Василий спихнул жену с дивана, но та и на полу продолжала храпеть так, как будто и не падала. Не зная, что предпринять, Василий решил задушить Феклу, что вполне ему и удалось".
- Чушь, - перебил меня почтальон, - все это гнусные инсинуации. На самом деле было вот так. Моя Настя начинала храпеть лишь тогда, когда я начинал засыпать. Если я вставал и шел на кухню или в туалет, жена тотчас умолкала. Но как только я залезал под одеяло, Настя начинала издавать звуки, от которых во дворе умолкали кошки. Наступила ночь, я решился свистеть. Вы, наверное, знаете, что если свистнуть в ухо тому, кто храпит, он храпеть перестанет.
- Не знал, - сказал я, - и что, помогло?
- Наполовину, я свистнул Насте в ухо и, что вы думаете? Она свистнула в ответ. Теперь ее храп сопровождался довольно музыкальным свистом. Она свистела что-то из "Лебединого озера" и, по-моему, из "Танца с саблями". На следующую ночь я решил воспользоваться советом моего друга патологоанатома.
- Вы ее расчленили? - с интересом спросил я.
- Что вы. Когда Настя захрапела, я двумя пальцами защемил ей нос. Мой друг сказал, что это лучшее средство. После этого либо перестают храпеть, либо умирают от удушья.
- И что выбрала жена?
- Она выбрала третье... В ответ она тоже защемила двумя пальцами мой...
Почтальон замялся и покраснел.
- Ну, ну, - поощрительно произнес я, - не стесняйтесь. Ваш?
- Мой, - кивнул почтальон, - в другом случае я был бы этому даже рад. Но сейчас я хотел спать, но спать я уже совсем не мог. Жена храпела, свистела и не отпускала. И тогда я решился на преступление. Я положил Настю в пустой ящик из-под холодильника, заклеил скотчем, завязал бечевкой и отнес на почту.
- И куда Вы ее отослали? - поинтересовался я.
- В Африку, на Берег Слоновой Кости. В качестве гуманитарной помощи.
- Занятная история, - сказал я.
- Но это еще не конец, - горько сказал почтальон, - месяц назад я заметил, что за мной следят.
- Кто, - удивился я, - ФСБ?
- Если бы, нет, туземцы. Я вижу их повсюду: иду в магазин - они томагавками размахивают, в кинотеатре сижу - они копьями в задницу колют.

В комнату вошла Любочка.
- Знаете, - сказала она, - я, кажется, поняла, что такое любовь.
- Что ты, Любочка? - воскликнул папа, - что ты имеешь в виду?
- Она имеет в виду фильм Тинто Брасса, который стоял у меня в видике. Верно?
- Да, - ответила девочка, - стоял.
- Лубачка! - донеслось из комнаты, - ти скоро?
- Иду, иду, - крикнула девочка.
- Кто там? - в испуге воскликнул почтальон.
- Не волнуйся, папа, это Тинто Брасс. И я с ним.

Глава 4

Второе лавровское письмо, присланное из Москвы, выглядело так:

Милый Костя!

Давно хотел поговорить с тобой о главном, и уже давно поговорил бы, только не знаю, что есть главное. То, что меня юные девушки то любят, то не любят - это главное или второстепенное? То, что я работаю киллером, это главное или нет? Буквально два дня назад застрелил нашего всенародного президента, и не почувствовал ничего. Ну, ровным счетом ничего такого, о чем хотелось бы рассказать. Влепил пулю в его нос-картошку и был таков. Ну, разве это жизнь? Лето на дворе, я еду в Испанию... Нет, все это не то... Не то все это. Вот ты как считаешь, есть у меня шарм? То есть не шарм, а что-то свое, оригинальное? Оригинален я, черт возьми, или нет? Не о том я опять, милый Костя. О другом мне надо думать. В поезде познакомился с одним студентом. Разговорились. "Понимаешь, - сказал мне тот студент, - все в жизни является необязательным, а, значит, неважным. Вот ты сейчас мог бы и не ехать в Москву. Правильно?" "Правильно" - ответил я. "Ну, вот, получается, что твоя поездка соответственно не важна, раз ее могло бы и не быть. И так во всем". Понравился мне этот парень. На полустанке мы купили самогон, а, выпив, пришли в радужное настроение. "Поезд не важен" - сказал я. "Конечно, не важен" - согласился студент. Вдвоем мы спустили поезд с рельсов. Погибло много людей. Среди них были старики, дети и беременные женщины. "Жалко" - сказал я. "Ни хрена, - ответил студент, - сколько бы народу ты не уничтожил, всегда найдется тот, кто уничтожит больше". Мы выпили еще. "Я люблю свою страну" - сказал я. "А ведь мог бы и не любить" - сказал студент. Мы посмотрели друг на друга и за час стерли с лица земли весь бывший СССР. На планете стало гораздо свободнее. "Теперь можем отдохнуть" - сказал студент. "А разве мы устали?" - спросил я. "Да, нет", - ответил студент, и мы в два счета расщепили ядро Земли. Гигантскими взрывами были уничтожены все планеты в Галактике. И вдруг меня озарило: "Дима, ведь мы могли бы все это и не делать". "Конечно, - рассмеялся он, - более того, нас могло самих не быть!" На мгновение мы исчезли. Но почти сразу вернулись. "Это плохая мысль", - сказал я. "Согласен", - кивнул он. Мы пожали друг другу руки и разошлись по своим купе похмеляться.

Костя, вторично прошу тебя прислать мне карту мира. Я уже в Москве, а куда двигаться дальше - не знаю.

P. S. Письмо посылаю с тем же почтальоном. Ты ему понравился.
P. P. S. Будет говорить про жену, не слушай - гонит.
Удачи тебе. Берегись муравьев.

"Каких еще муравьев?" - прочитав письмо, удивился я, но на всякий случай проверил - закрыта ли входная дверь. Дверь была закрыта, но за ней слышалось невнятное шебуршание и попискивание. Мне вспомнилось, что в 96-м муравьи людей уже атаковали. "Отчего им в гнездах не сидится? - подумал я, - и куда спешат они, безумцы?" Больше мне ничего в голову не приходило, и я лег спать.

Глава 5

Еще во втором письме Лаврова было вот что:

Милый Костя, не знаю, по душе ли мне Москва. Люди здесь по улицам ходят злые и голые. От многих воняет, как будто они никогда не мылись. Мужчины похожи на диких зверей, а женщины на змеюк подколодных. Прав, ох, прав был Уэллс, когда писал, что по столице молодой советской республики ходят медведи. А сколько наркоманов - ты и представить себе не можешь. Каждый второй на героине, каждый четвертый - на коксе, каждый третий уже кинулся, но ему на смену идут пятые, шестые, восемнадцатые и так далее. Проходя по Красной площади, я видел Мавзолей, и видел, как люди любят Ленина. Я стоял полтора часа. И все это время какой-то бородатый мужик в расстегнутой телогрейке любил мертвого вождя. Не на страх, кстати, а на совесть, с шутками и прибаутками. В Москве ночами стоит ужасный мороз. Москвичи прячутся либо по своим норам, жилища их либо вырыты в земле, либо выдолблены в Кремлевской стене.
Каждую неделю на город падают самолеты. Каждый месяц случается землетресение. Каждый день мэр убивает одного из своих дзисаев. А жизнь тем не менее дорожает. Остались только три дешевые вещи: женщины, наркотики и сифилис. Притом все три крепко связаны друг с другом. Если в ближайшие дни ты не пришлешь мне карту, я на свой страх и риск отправлюсь на запад. Где-то там должна быть эта гребаная Испания. А там, в Испании, копает моя женщина-археолог. Прощай, Костя!

P. S. Муравьев не бойся, это я пошутил.


Глава 6
Пятница

День начался как обычно. С утра я, как всегда, копал ямы. Надо сказать, что последние пять лет я только и делаю, что копаю ямы. У меня даже лопата своя есть. С ручкой из слоновой кости и алмазом в двести карат на конце этой самой ручки. И, вот, я, значит, копал ямы. В разгар работы ко мне подошла соседка с шестого этажа.
- Костя, - спросила она, - зачем ты копаешь ямы? К дому уже не подойти. Ты понимаешь, что мы живем в городе? Ты вообще нормальный?
- Сколько вопросов сразу, - ответил я соседке, - а ты сексуальная.
- Конечно, я сексуальная, - улыбнулась она, - я очень даже сексуальная, но к тебе это не имеет никакого отношения.
- Почему не имеет? - спросил я, - мы можем быть друзьями.
- Мы уже соседи, - ответила девушка.
- А ты знаешь, что все мои друзья на тебя конкретно запали? - спросил я, лукаво хмурясь и причмокивая.
- А мне это до лампочки.
- А ты в курсе, что я ямы для тебя копаю?
- То есть, как это?
- А вот так. Если бы я не копал, ты бы ко мне не подошла и не заговорила. А так ты заговорила, и у меня есть шанс.
- Нет у тебя шанса, - ухмыльнулась соседка.
- Ну, хоть маленький-то. Чуть-чуть. Пятиминутный буквально.
- Ни секундный.

Я обиделся, эта хреновая соседка была первой женщиной, так недвусмысленно пославшей меня в жопу. Потом были другие. Но эта была первой. В своем роде, единственной и неповторимой.
- Кстати, - сказала соседка, - тебе письмо.
- От кого?
- От Лаврова. Вот это парень, кстати. Не то, что ты.

От злости я покраснел. Даже из Москвы он умудряется испортить мои ямы. Постойте-ка, из Москвы? Нет, уже не из Москвы, на этот раз письмо было из Франции, из Сен-Дени.

- Лавров - это что-то! - мечтательно прошептала соседка, - одна девушка из-за него с собой покончила. Он ей изменил, и она в море навсегда ушла.
- У нас моря нет, - мрачно заметил я.
- Она нашла. Женщина всегда добьется того, чего хочет.
- Не понимаю, что вы все в Лаврове находите, - горько сказал я, - единственное, что он отлично делает, это яичницу по утрам.

- В этом,
Костя, ты прав. Его яичница это нечто из ряда вон! Это супер! Соседка покраснела, потом побледнела. "Откуда она-то знает, как Лавров готовит яичницу?" - удивился я, но вслух сказал совершенно иное:
- Откуда тебе-то известно про лавровскую яичницу?
- Подружки рассказывали.
Ну, вот, еще и подружки.

- А ямы ты закопай, - сказала соседка, - из-за твоих сексуальных проблем люди ноги ломать не обязаны.
- Кстати, о ногах, - сказал я, - ты знаешь историю о двуногой собаке?
Соседка помотала головой.
- Ну, так слушай. Когда я учился в школе, в нашем дворике жила собака, дворняга обыкновенная. Мы, то есть школьники, ее очень полюбили и подкармливали своими завтраками, которые нам давали наши мамы. Тебе мама в школу завтрак давала?
- Давала.
- И что ты с ним делала?
- Как что? - удивилась соседка, - съедала.
- А мы вот не съедали. Мы собачку кормили. Но однажды эту бедную животинку сбил 600-й мерс с директором школы Павлом Петровичем за рулем. И сбил-то как сволочь. Отрезал собачке правую переднюю ногу и заднюю левую.
- Это как? - удивилась соседка, - не может такого быть.
- Это еще что, - воскликнул я, - у меня есть знакомый, муж моей одноклассницы, так у него 1,75 желудка вырезано.
Соседка только головой покачала.
- Ну, так вот, - продолжил я, - собачка выжила, но бегать уже не могла. Мы с жалостью смотрели, как, прислонившись к стене школы, она печально тявкает на окна директора-живодера. Но где-то через месяц случилось чудо. Собачка отделилась от стены и рванула по школьному двору, быстро-быстро перебирая двумя ногами. Только так она и могла двигаться. Остановившись, дворняга сразу падала, и кто-нибудь из нас относил ее обратно к школьной стене.
Я замолчал. Соседка смотрела подозрительно.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Передо мной стоял невысокий человек с круглым добродушным лицом и в круглых очках.
- Нехорошо, юноша, - грустно сказал незнакомец, - я, можно сказать, старался сочинял, а вы в один момент, фьють, и себе приписали.
- Извините, пожалуйста, - сказал я, - Лана познакомься - это Аркадий, забыл отчество.
- Просто Аркадий, - сказал человек.
- Лана, - ответила моя соседка.
- Вы тут поболтайте, а я пойду ямы закопаю, - пробормотал я и в смущении скрылся.

Вернувшись домой, я вскрыл конверт с письмом от Лаврова. Интересно, что там? И почему он во Франции? Вообще, что за дурацкая привычка - всегда оказываться не там, где его ждут.
Письмо было написано на мягкой голубой бумаге. "Похожа на туалетную" - решил я.

Глава 7

Дорогой Костя, - писал Лавров, - ты, наверное, удивишься, обнаружив меня во Франции.

"Ну и стиль" - сплюнул я.

Не удивляйся, - продолжал мой лучший друг, - во Францию я попал совершенно случайно. В Москве я зашел на съемки "Поля чудес". Разыгрывали, как всегда, горбатый "Запорожец", но ты же знаешь, водить я все равно не умею, так что мне, что "запор", что "Rolls Roys" - одна машина. Итак, зашел я туда, и этот мудак, не помню его фамилии, вместо Листьева который, задал вопрос: "Как называлось то, из чего изготовляли то, с помощью чего лечили то, что в принципе неизлечимо?" Я сказал "Крокодилы". И угадал. Оказалось, правда, крокодилы. Ты, наверное, смеешься.

Я не смеялся. Я с детства знал, что это называется "крокодилы", но то, что это знал Лавров, явилось для меня полной неожиданностью.

Вначале я не поверил, что выиграл автомобиль, но меня убедили, и я бросился целовать этого мудака, ну, как же его фамилия, неважно, потом вспомню. А мудак, как будто этого и ждал, облапил меня, прижал, я еле вырвался, вскочил в машину, на что-то нажал, а когда отжал, был уже в Сен-Дени на стадионе, на котором вечером обещали финал Чемпионата мира. Не спеша, поехал я по улочкам. Вдруг вижу, девушка стоит, голосует. Притормозил я.
- Садись, - говорю.
Она садится, а сама на лицо миловидная, сразу видно, из-под Пскова.
- Как тебя зовут? - спрашиваю.
- Сюзанна, - отвечает.
И тут я вспоминаю, где видел ее раньше.
- Ты невеста великого футболиста Рональдо? - кричу я.
- Да, - кричит она в ответ, - только не насилуй меня, пожалуйста. По крайней мере, в этой ужасной машине.
- А почему я должен тебя насиловать? - удивляюсь я, в глубине души понимая, что идея-то, в принципе, неплохая.
- Потому что, узнав, что я та самая Сюзанна, все сразу же хотят меня трахнуть. А Рональдо обижается. Ему, видите ли, неприятно, что вся Бразилия, а теперь еще половина Франции имела его невесту, - в последних словах Сюзанны явно послышался упрек по отношению к жениху. - Слушай, у тебя баксы есть?
- Нет, но можно машину продать.
- Давай продадим, я знаю, где можно взять отличного герыча. Надеюсь, ты не против?
Вообще-то я завязал... но, с другой стороны, когда я был против!?
За час мы продали "Запорожец" на выставке "XX век прощается с футболом". Какое отношение имеет горбатый к прощанию с футболом, я так и не понял. На вырученные бабки мы взяли двадцать грамм героина и вскоре сидели в окружении основного состава сборной Бразилии. Ребята, оказалось, только этого и ждали. Через пять минут все было втрескано, и игроки, естественно, отправились на матч с французами. "Мы их сделаем! - кричал Рональдо, переодически падая подбородком на грудь. "Сделаете-сделаете", - кивал я, с трудом приоткрывая левый глаз. Сам я на игру не поехал.

Милый Костя! В пятый раз прошу тебя выслать мне карту мира и чего-нибудь пожевать.

P. S. Письмо пишу на здешнем пипифаксе. Его тут навалом, да и тебе приятно.
P. P. S. Уже потом узнал об итогах матча. Кто бы мог подумать? Надо было одну вторую ставить.
P. P. P. S. Письмо передам через твою соседку. Ей всего на один этаж подняться, а почтальону через весь город бежать.

Обнимаю тебя, твой Лавров.


Глава 8
Суббота, 22:00 maximum

Спал я эту ночь хорошо. Снилась мне невеста Рональдо Сюзанна. Разбудил меня звонок в дверь. Чертыхаясь, я поднялся с кровати. У героев одного из рассказов малоизвестного эстонского автора неприятности начинались тогда, когда он произносил "...и черный пес в изножье", а у меня, когда раздавалась трель дверного звонка.
- Кто там? - спросил я.
- Трупп, - ответили мне.
- Живой? - спросил я.
- Откройте, - донеслось из-за двери, - узнаете.
Я открыл. На пороге стоял дряхлый старичок. На вид ему было лет сто пятьдесят.
- Лакей Трупп, - представился старичок.
- Боже мой, - воскликнул я, - вас же в двадцатом вместе с царем расстреляли.
- Во-первых, не в двадцатом, а в восемнадцатом, - обиделся Трупп, - а, во-вторых, чудесным образом я спасся. Все думали, что спаслась княжна Анастасия, а на самом деле, это я спасся.
- Как вам это удалось?
- Проще простого. За секунду до того, как начали стрелять, я упал и сделал вид, что умер. Умно?
- Еще бы. А чего Вы от меня хотите?
- Как чего? Престол...

Я глубоко задумался. В том, что лакей хотел на престол, ничего сверхъестественного не было. Мало ли кто у нас правил. Да и сейчас тоже... Но вот как я могу быть полезен?
- А я что? - наконец сформулировал вопрос я.
- А Вы мне поможете, - сказал Трупп, - а я вас в благодарность министром просвещения сделаю. Хотите?
- Хочу.
- Ну, тогда соглашайтесь.
- Согласен! Что теперь?
- Теперь надо собрать войско.
Труп подошел к окну и, глядя на здание ЛИАПа, завыл гулко и протяжно. У меня заложило в ушах.
- Прекратите, - крикнул я, - сейчас соседи сбегутся.
Но сбежались не соседи. Сбежались трупы. Уже не живые, как сам Трупп, а вполне мертвые, как сами трупы. Скоро в моей квартире стало не то, что повернуться негде, а дышать нечем, такая стояла вонь.
- Веди нас, Трупп, - стонали трупы, - за монархию, за царя-батюшку, долой демократов и лично Ельцина.

Лишь один белый генерал тусовался в сторонке и плевал на люстру.
- Чего такой смурной? - задал я ему вопрос.
- Не желаю лакею подчиняться, - ответил генерал и плюнул в люстру, но не попал.
- У него перед тобой есть большое преимущество, - заметил я, - он живой.
- А для России - все одно. Мертвый ли, живой правит - без разницы.
- Да вы, батенька, диссидент, - в ответ заявил я, - а еще погоны золотые нацепили, интеллигентишка вшивый!

- Думаю, позже к нам присоединится средний класс, - озабоченно пробормотал лакей Трупп, - вы как думаете?
- А мне казалось, что среднего класса у нас уже нет, - заявил я.
- А себя Вы, интересно, к какому причисляете? - ехидно поинтересовался лакей.
- К идиотам, - честно ответил я, - это такой особый интернациональный слой планеты. У нас даже девиз свой есть.
- Какой? - заинтересовался Трупп.
- Ничто не мишка! - гордо процитировал я.
- А что это значит?
- Ничего не значит. Мы же все-таки идиоты.
- Ох! - воскликнул Трупп, - совсем забыл, - Вам письмо.
- От Лаврова?
- Да. Прекрасный юноша. Обещал помочь солдатами.
- Да бросьте! Кто из французов согласится воевать на Вашей стороне?
- Почему из французов? Из китайцев.

Я схватил конверт. Так и есть, письмо было отправлено из Пхеньяна. "Ну, это уже черт знает что! Почему из Пхеньяна? Причем тут китайцы? Как мой лучший друг из Сен-Дени попал в Пхеньян? То есть как - это ладно, а вот на что?"

- Юноша, - обратился ко мне лакей Трупп, - пора выступать.
Далее - пунктиром.

Утро. 7 часов
Заняли почту и телеграф. Сразу же отстукал телеграмму Лаврову, в которой по мере сил объяснил, как добраться из Китая в Испанию.

Утро. 10 часов
Сидим на почте и телеграфе.

Утро. 12 часов
Там же. Поступают разноречивые сообщения. Они так разноречивы, что даже не понятно о чем.

День. 14 часов
Говорят, к городу подтягиваются верные президенту войска. В нашем стане - брожение. Бродят самые древние трупы. Трое уже окислились.

День. 15 часов
Главнокомандующий войсками лакей Трупп выступил перед народом. Речь была цветаста и узорчива. Никто ничего не понял.

День. 17 часов
Отступили с большими потерями. Брожение усиливается. Юнцы из кадетов кричат: "Хотим домой, в могилки!" Поднять их дух невозможно.

Вечер. 18 часов
Записываю в дневник: "Всюду разложение и трупные пятна".

Вечер. 20 часов
Ура! Китайцы!

Вечер. 20:15
Пять человек. И то не китайцы, а вьетнамцы. Ассимилированные. К тому же двое из них - женщины. Беременные.

Вечер. 21 час
Все кончено. Лакей выстрелил себе в висок.
Хотя, быть может, он опять заблаговременно упал и спасся. Неизвестно.

Глава 9

Любимый Костя! - писал в четвертом письме Лавров, - ты, наверное, удивлен, отчего это твой лучший друг не во Франции, а в Китае? А дело вот в чем. Будучи в Сен-Дени, пошел я в ресторан. То есть, денег у меня, конечно, не было. То есть, даже русских не было, не говоря уже о туземных кронах да шиллингах. Но я пошел, потому что очень хотел посмотреть, как могут нормальные люди платить за то, что мгновенно исчезнет и более к ним уже не возвратиться. По крайней мере, в съедобном виде. При входе в ресторан стоял человек с таким лицом, что, не дай бог, увидеть это лицо дважды. Он сказал, что без галстука туда нельзя. Заметь, милый Костя, он не сказал, что нельзя туда без денег. Он сказал - без галстука. Но даже это мне не помогло. У меня не было ни того, ни другого. Я обиделся и сказал, что русских везде притесняют. Раньше притесняли евреев, а теперь наоборот (надеюсь, ты простишь мне эту антисемитскую чушь - очень хотелось попробовать живых креветок, моя женщина-археолог рассказывала, что, когда ешь их, они смотрят на тебя из тарелки и чуть ли не подмигивают). В общем, этот мудак на входе тоже оказался русским. Он дал мне запасной галстук. Я вошел, и моя мечта осуществилась - наконец-то я видел людей, которые могут заплатить за завтрак 100 баксов. А еще я увидел великого русско-французско-американского писателя Э. Лимонова. Я всегда относился к нему с пиететом. Но, черт возьми, трахаться в попу с негром на заплеванной лестнице и жевать деликатесы в дорогом ресторане - так нельзя. Надо быть последовательным. Если уж трахать негров, то трахать негров! А то получается, что отсасывал он лишь для того, чтобы потом, через двадцать лет, перекусить пополам подмигивающую ему креветку. Все это я высказал писателю в лицо.
Далее я впал в немилость. Грязного, оборванного подобрали меня китайцы и увезли на свою родину. В бреду я шептал про Испанию, про археологию, про инков. Меня выходили буддийские монахи.

Читая письмо Лаврова, я понемногу сходил с ума. Ну, откуда в Китае взяться буддийским монахам? Но причин не верить своему лучшему другу у меня не было.

Очнулся я, - далее писал Лавров, - и сразу увидел ламу. Не животное - ламу, а ламу человека. Сидел он в позе лотоса на раскаленных гвоздях и при этом еще успевал глотать ножи, которые кидал ему в рот его помощник.
- Спасибо вам, - сказал я ламе.
Но он не ответил.
Помощник объяснил, что учитель 430 лет назад дал обет молчания, и теперь если что и говорит, то только "харе Кришна, харе Рама".

Я выронил письмо и схватился за голову. Мало того, что буддийский монах живет в Китае, так он еще и кришнаит. Это уже слишком.

Костя, - писал далее Лавров, - ты, наверное, удивлен, я тоже вначале был удивлен. Но китайцы вообще очень странный народ. Например, они уверены, что строят коммунизм, и что земля лежит на трех слонах. Слоны у них вообще - культ. Каждый уважающий себя китаец держит в доме маленького слоника. Я думаю, что оттуда из Китая в русский быт вошла привычка иметь на буфете с десяток слоников. На счастье. Но, в отличие от русских (которым, кстати, слоники тоже не всегда помогают), китайцам они вообще не помогают, а, скорее, наоборот. При мне большой добрый слон раздавил двух китайчонков - мальчика и девочку. Убитой горем матери оставалось только пасть ниц и бить поклону культовому животному. Я спросил проводника: "Чего она хочет добиться своими приседаниями?" Он ответил, что бедная женщина вымаливает у слона новых детей. Я заметил, что вымаливает она не у того. Будь я на ее месте - обратился бы к мужу или, на худой конец, к любому из скольки там миллиардов китайцев. На этом моя экскурсия по Пхеньяну закончилась.

Дорогой Костя, телеграмму твою получил. Там сказано, цитирую следующее: "Чтобы добраться до Испании, надо двигаться все время на юго-запад в сторону Средиземного моря, на одном из берегу которого (или на всех сразу) и находится Испания. Милый Костя, а где находится сам юго-запад? Если встать лицом к портрету нынешнего Мао Цзе Дуна, то это будет направо, налево, вперед или назад? Жду ответа.

P. S. Письмо посылаю с лакеем Труппом. Славный старикан. Из бывших.
Передавай привет Сонечке.
Крепко целую.
Твой Лавров.

Я отложил письмо и нервно закурил. В принципе, все понятно. Вот только, кто такая Сонечка?

Глава 10
Воскресенье

В детстве я был довольно хилым ребенком. Написав эту фразу, я задумался. Вспомнилась повесть, в которой главный герой, бывший майор, помог своему протеже из несчастного гнилого интеллигентика превратиться во что-то наподобие сталлоновского Рембо. С одной стороны, это, конечно, хорошо. Но, с другой стороны, хорошо, что на моем жизненном пути не было такого майора. И я, слава богу, остался таким, как и был, хилым и болезненным ребенком, не умеющим поменять велосипедную камеру. Но это так, лирическое отступление.
Позавтракав и включив телевизор, я сел в любимое Вовино кресло и раскрыл газету. Из прессы я узнал, что этим летом в лесах Ленинградской области появился новый вид грибов. Грибы-убийцы. Выглядят они совершенно так же, как обыкновенные безвредные грибы, вот только ведут себя несколько по-другому. Когда ничего не подозревающий грибник срывает гриб-убийцу и кладет его в лукошко, он (грибник) подписывает себе смертный приговор. Во-первых, подлый мутант съедает все другие грибы в корзинке, после чего он съедает саму корзинку и по ручке забирается на самого грибника. Далее человек чувствует зуд в ладони. Он думает, что это комары, и не обращает внимания. Но это не комары, это гриб-убийца съедает ему руку. Вернувшись домой, грибник садится к телевизору, но тут у него начинает чесаться спина. Человек считает, что это клещи или лосиные вши. Но это ни то ни другое, это как раз он - дитя Чернобыльской катастрофы. Грибник решает принять ванну, так как знает, что от горячей воды клещи и вши отлепляются от кожи, тонут и погибают.
"Не дай вам бог залезть в ванну, - писала пресса, - в горячей воде активность гриба-убийцы увеличивается в семь с половиной раз. Но если уж вы это сделали, то, не медля ни минуты, бегите на почту и подписывайтесь на нашу газету. Лучше всего на год - стопроцентная гарантия выживания, полугодие - процентов семьдесят".
Я отложил газету и высморкался. По ТВ передавали сообщение о каком-то невиданной силы урагане, унесшем только в Ленинграде жизни 37 человек, в том числе одного тринадцатилетнего мальчика. Человек на экране качал головой и высказывал мнение, что ураган был подстроен врагами демократии и лично г. президента.

- Чушь, - заявил почтальон.
- Вы откуда? - изумился я, - я вам дверь, вроде, не открывал, да и звонка не слышал.
- Тихими стопами, - добродушно ухмыльнулся почтальон, - я ведь раньше кем был?
- Почтальоном, - предположил я.
- Слесарем, - ответил почтальон, - а хотите узнать, почему я с этой работы ушел?
- Хочу.
- Дело было так. В закрепленном за мной доме жил изобретатель по фамилии Тупло. "Т" - глухая, в конце "О", ударение на первый слог. И все время этот Тупло что-то изобретал. Однажды он собрал тетрогидросострадательный трансзамыкатель. Улавливаете, чем ему это грозило? Да еще в конце 40-х.
- Улавливаю.
- Вот поэтому он его и не зарегистрировал, а наоборот выбросил от греха подальше. В 56-м этот замыкатель еще можно было услышать. Он над домом летал и жужжал противно. Но, не о том речь. В 60-м году, как сейчас помню, в июле пришел ко мне сосед Тупло по коммуналке и сообщил, что с изобретателем не все ладно, пятые сутки не выходит из комнаты, но трупного запаха что-то не слышно. Может, я посмотрю. Ну, мне что, я посмотрю, мне замок вскрыть, что два пальца в розетку. Только вот, отвечаю, в милицию бы сообщить. Сосед говорит, что участковый наш, как назло, тоже исчез, и никто о нем ничего не знает.
- И что же вы решили? - спросил я у почтальона.
- Решил положительно, - ответил почтальон, - договорились, что завтра вечером я приду, сосед меня встретит, и мы с ним, что да как. Чаю можно?
- Конечно, конечно. Возьмите в серванте. Зеленый. И что же дальше?
Почтальон налил себе чаю, закурил и продолжил рассказ.
- Прихожу я - никого нет, то есть, не только соседа обещанного нет. А вообще пусто. И дверь открыта. Общая, то бишь. Я пару раз крикнул - ноль внимания. Плюнул и только хотел уйти, как меня что-то по башке - трах, в глазах котята фиолетовые, и полетел.
- Вам надо повести писать, - сказал я почтальону, - это ж как у Пушкина: "Котята фиолетовые в глазах". Класс. И что же дальше?
- Дальше очнулся я там же в коммуналке в коридоре. До сих пор не знаю, кто меня по башке огрел. Вот тогда-то я с работы и ушел. Уж больно отвратительно - честного человека по голове.
- А что с жильцами стало?
- А хрен их знает. Исчезли куда-то.
- Так какой, к дьяволу, смысл в твоей истории?! - заорал я.
- Да никакого, - заорал в ответ почтальон, - чай у тебя говеный.
- А в морду?
- Ща сам получишь.

И мы сцепились. Прямо на кухне, под холодильником. И дело бы окончилось трагически, но в самый решительный момент появилась дочь почтальона Любочка.
- Папа, - крикнула девочка, - прекрати немедленно. Вспомни Диму.
Почтальон вспомнил Диму и нехотя прекратил.
- Костя, - обратилась ко мне девочка, - у тебя больше посмотреть нечего?
- "Эмануэль", шесть часов, - мрачно ответил я.
- Ой, спасибо. А у меня письмо есть.
- От Лаврова?
- Нет. Из Турции.
Я выхватил из детских рук конверт и заперся в туалете. Там я с благоговением открыл письмо из Турции.

Глава 11

Любимый Костя, - так начиналось письмо, - вот я и в Мадриде, в самом сердце Турции...

Должен предупредить уважаемого слушателя, что на всем протяжении письма Лавров называл столицу Турции Мадридом. Может, это было связано с его идеей-фикс насчет попадания в Испанию, может - нет. Но как бы то ни было, столицу Турции Лавров именовал Мадридом.

Город мне нравится своими минаретами и женщинами, лица которых скрыты ватно-марлевыми повязками. Как я попал в Турцию - тебе лучше не знать. Но я все-таки расскажу. В Пхеньяне я познакомился с одной девчонкой, совсем молоденькой, лет тринадцати, не больше. Оказалось, что она сбежала из большевистской России в поисках заработка, но случайно попала в Китай, где в начале ее приучили к опиуму, а потом продали в гарем турецкому султану. И вот теперь она ожидала отправки на свое новое местожительство. И тогда в моей голове родилась идея об убийстве двух зайцев. Во-первых, спасти несчастную нимфетку. А, во-вторых, самому приблизиться к Испании, что немаловажно, за казенный счет. Костя, угадай, что я придумал?

"Да черт тебя знает, что ты придумал!" - в сердцах воскликнул я.

А вот что, я поменялся с Любой (так ее зовут) одеждой, а саму девчушку отправил в Питер с письмом к тебе. Так что, не удивляйся, когда послание вручит тебе незнакомая девчонка. Она просто реагирует на импульс. Ну, так вот, вместе с партией других невольниц я прибыл в Турцию. Платье было коротким, но мои волосатые ноги презрения ни у кого не вызвали. Турки вообще любят волосатые ноги. Это у нас чуть что - сразу эпилятор. А в развитых странах на такие мелочи внимания не обращают, смотрят только на наличие девственности. Но это оказалось для меня тяжелым испытанием. Приеду - расскажу подробно. На второй день жизни в гареме я подарил султану ребенка. До этого ребенок спокойно игрался в мадридской песочнице. Я заманил его конфеткой и представил султану в качестве своего. При дворе долго удивлялись, как это может быть - через два дня и уже пятилетний. Я сказал, что во всем виноват Чернобыль. Поверили. Но из гарема выгнали. Подозреваю козни завистников, так как не сегодня-завтра султан собирался сделать меня любимой женой.
Ну, да хватит обо мне. Костя, настоятельно прошу тебя выслать мне карту мира, я чувствую, Испания где-то рядом.

P. S. К карте приложи ватно-марлевую повязку, а то неудобно, все женщины, как женщины, а я, как идиот.

P. P. S. Поцелуй за меня Сонечку.

Твой Лавров

Дочитав письмо, я тупо уставился в стенку. Нет, ну все-таки, кто такая эта гребаная Сонечка? Как я могу ее поцеловать, если не знаю, как она выглядит? А вдруг миленькая? Не целовать же всех миленьких в надежде, что среди них окажется лавровская пассия? Бред какой-то.

Глава 12
Понедельник

История о добром рыцаре, злой волшебнице, королевской дочери, подлом министре просвещения, трехголовом чудище и несчастном вампире, рассказанная мне в очереди за пивом (гл. 1-4), в скверике за ларьком (гл. 5-9), в квартире самого рассказчика Феди (гл. 10)

Глава 1
(Десять человек до пива)

Давно это было. Когда самолеты еще не летали, а если и летали, то не самолеты, а бабы в ступах. Страна наша в те времена была обильна и неизведана. Опустошали ее не гражданские войны, а родные змеи-горынычи и лесная нечисть. Жил тогда добрый король. Замок его стоял там, где сейчас этот ларек. Ну, может, чуть правее. И была у короля дочь. Ясно, что королевская. Ее так и звали - Королевская Дочь. И все бы ничего, но был у девки задвиг - не хотела замуж. То есть так перепихнуться - это за милую душу, а по-настоящему тут хоть тресни. Король уж и так и этак, мол, найду тебе самого по этому делу специалиста, а дочь ни в какую.

Глава 2
(Семь человек до пива)

И был в том королевстве министр просвещения. Просвещения как такового еще не было, а министр был. Старый, дряхлый, злобный старикашка, свихнувшийся на порнографических открытках. И очень ему хотелось королевскую дочь. Но просто так она его отшивала - еще бы дряхлый, кривой и к тому же - извращенец. И решил он жениться.

Глава 3
(Три человека до пива)

А в лесу, рядом с замком, где сейчас вот тот скверик, обитала злая волшебница. То есть она не то что бы очень злая была, просто несуразная. Ее, к примеру, просишь: дождичка бы, а то посевы сохнут. А она вместе с дождичком еще и снег пригонит. Вроде, не дура. Значит, злая.

Глава 4
(Очередь подошла)

Пришел к ней министр и говорит:
- Хочу, чтобы королевская дочь замуж за меня пошла.
А колдунья ему:
- В чем проблема, милый?
Взмахнула палочкой двенадцать раз (по количеству наших бутылок) и говорит...

Глава 5
(Первая бутылка)

Говорит, значится:
- Нашлю я на королевство трехголовое чудище, и будет это чудище съедать каждый день по три человека, пока королевская дочь не согласится выйти замуж и именно за министра просвещения.
Как сказала, так и сделала.

Глава 6
(Вторая бутылка)

В первый же день чудище съело самого короля, его супругу и, не разобравшись, что к чему - королевскую дочь. Министру просвещения ничего не оставалось, как продолжать разглядывать порнокартинки. Но он был упрямый гад. Побежал опять к волшебнице.

Глава 7
(Третья-четвертая бутылки)

Прибежал и видит: избушка на замок закрыта, а в дверях записка: "Уехала навсегда".
- Ах ты, сука, - заорал министр, - подставила, значит, а сама свалила. Ну, нет уж!
И написал он указ, что тот, кто отыщет злую волшебницу и спасет королевскую дочь (хотя как можно ее спасти, когда чудище ее уже съело), получит в награду бесплатную подписку на "Penthouse" на будущий год. И пришел добрый рыцарь. Он тоже был не так что бы добрый. Если его просили дать кому-нибудь в зубы, он давал, но если у него просили дать в долг, он не давал.
Но, в общем, был добрый. И поехал этот добрый рыцарь не знаю куда, неизвестно, зачем, но на чем - понятно, на лошади. Долго ли, коротко ли, туда ли, сюда - смотрит, чудище трехголовое лежит, отдыхает. Рыцарь подъехал ближе, да как треснет. И выходит к нему злая волшебница. - Зачем это ты тут, - говорит, - дерешься добрый, блин, рыцарь?

Глава 8
(Пятая бутылка)

- Кто, я? - спрашивает рыцарь.
- Ты, - отвечает колдунья.
- Мне дочь королевская нужна, - говорит рыцарь.
- А флажок в попу тебе не нужен? - спрашивает колдунья.
- Не, - говорит рыцарь, - мне дочь нужна, не моя, королевская.
- Достанешь мне коренной зуб вампира, отдам тебе королевскую дочь.
- Что за торговля? В чем вампир-то виноват?
- Без комментариев, - колдунья отвечает.
Ну, делать нечего, сел он на лошадь, поскакал к вампиру. Только прискакал, его вампир увидел, забился под камешек и оттуда кричит жалобно:
- Не дам зуба! Последний остался. Почему как что, так сразу ко мне? Что других вампиров нет? У других и выбивайте. А меня оставьте в покое! Я интеллигент в третьем поколении. Я, между прочим, Борхеса в подлиннике читал. Не дам зуб!
- Еще как дашь, - говорит добрый рыцарь, вытаскивает вампира из-под камешка и, хрясь.

Глава 9
(Шестая бутылка)

Есть зуб - есть королевская дочь. Нет зуба - нет королевской дочери. А раз есть, то почему бы и нет, раз есть. Все нормально, короче. Еще будем брать? Можно квадрат, в том же ларьке, я видел. Бутылку. Ко мне пошли, там дорасскажу.

Глава 10
(Заключительная)

До такой степени невнятная, что приводить ее дословно, считаю нецелесообразным. Вот выдержки:
"Зуб дает, на, - говорит, - бери зуб-то, - говорит, - бери, блин, ведьма... Ах, Иванушка, Иванушка, Иванушка, блин, Иванушка, ой спасибо!... И поехали они на коне долго и счастливо-счастливо..."

На этом или почти на этом история, рассказанная Федей, кончается. Но перед тем, как совсем упасть, Федя притянул меня к себе и тихо спросил: "Родственники за границей е? Я помотал головой. "А письмо е," - сказал Федя и упал. Я сунул конверт в карман и только на следующий день удосужился посмотреть, что это за письмо.

Глава 13
Вторник

Здравствуй, Костенька! - так начиналось письмо, - я все время вспоминаю тебя, и Сонечку, и наш Ленинград, в котором так жить приятно и зимой и летом, когда белые ночи, и ты стоишь, например, у станции метро "Академическая", а уже начало первого, и, значит, до "Лесной", как ни крути, не добраться, а даже если и добраться, все равно никуда не уехать, так как метро закрылось десять минут назад. И деньги, если бы они были, уже не спасут, но их нет, только на стакан. Ну, да бог с ним!

Пишу я тебе из Колумбии, в которую занесло меня в составе группы турецких сборщиков конопли. Ребята подобрались один к одному: ввалившиеся глазницы, полусогнутые ноги (непонятно - как не падают), руки в шрамах и язвах, ну, ты знаешь. Были среди них два, собственно, турка, один англичанин, один голландец и я, исконно русский торч.
Пока мы добирались до Колумбии (о! манящие бескрайние поля) я успел скорешиться с голландцем. Было это так. Я спросил:
- А зачем ты-то едешь? У вас, вроде бы, все разрешено, это на моей Родине, если ты вышел из квартиры на лестницу (не дома же дуть) с одним, заметьте, с одним косячком и раскурил его, не спеша, и затянулся, и глаза прикрыл, и дыхание остановил, и тут, откуда ни возьмись, опер из ближайшего отделения, то, считай, попал. Недокуренная папироска будет фигурировать в деле в роли "хранимого", а то, что ты ее вовсе хранить не собирался, это, как говорится, никого не трахает. А у вас-то в Голландии все просто. Заходишь в кафе, покупаешь травку, тут же бумагу сигаретную, кофеек берешь и за столиком, не торопясь, сворачиваешь, как принц.
- Все так, - ответил голландец, - но как это надоедает! Каждое утро идти в это проклятое кафе: где риск? Где замирание сердца - возьмут не возьмут? Душа от такого пренебрежения черствеет, стареет, и вроде бы не так уж и хочется. Вот тогда-то и переходишь на героин. А за гер в Голландии сажают так же, как и в России. Так что дорога у нас одна - в колумбийские заросли конопли.

На какой-то из границ нас засекли. Мы с голландцем ушли. А что стало с остальными - не знаю. Милый Костя, как тебе рассказать, что я видел. Представь себе, что ты переваливаешь через какую-то там по счету гору, и вдруг перед тобой в низине открывается океан стройных, один к одному, кустиков-стебельков... Не знаю, как объяснить. В моем словаре нет подходящих слов. Я просто стоял и смотрел, а солнце золотило верхушки колосков, на мгновение высвечивая отдельные листики, причудливо изрезанные, такие желанные, что, кажется, еще секунду - и бросишься туда. Нырнешь в самую глубину. И голландец не выдержал. Он прыгнул с горы. Вот он на границе поля, протягивает руку... Раздается взрыв. Там, где минуту назад стоял мой приятель, зияла воронка, и легкий дымок клубился, и продолжали падать комья земли. Ах, Костя, что я испытал?! Разве ж можно это сравнить с нашим арестом на Ломах? Но, представь себе, ни один кустик конопли не был тронут взрывом. Все было рассчитано так умело, мины были расставлены с такой дальновидностью...
"Что ж, люди гибнут за косяк?" - шептал я, входя на поле по дорожке, протоптанной беднягой-голландцем. И, вот, я лежу, смотрю в небо и пишу тебе это письмо. Верь мне - все пройдет. Пройдет даже то, что, вроде бы, уже прошло, но оно вернется и пройдет вновь. Миром правит ненависть, но в данный момент ощущение абсолютного счастья важнее. Солнце - горячее, вода - мокрая!

Обнимаю тебя, твой Loverove (jr.)

P. S. Костя, передай, пожалуйста, Сонечке десять тысяч, я остался должен.
P. P. S. Письмо посылаю с ветром, он как раз в ту сторону".

Дочитав письмо, я откинулся на спинку стула и крепко задумался: "золотые верхушки колосков", "причудливо изрезанные листики". Счастливец Лавров! А я тут как не знаю кто, и даже накуриться негде, не то, что купить или, как он, сорвать... И опять эта Сонечка! Теперь я еще и денег должен. А, неужели, правда, что перед конопляными полями стоят минные заграждения? А если бы у нас так с грибными полями. Страшно подумать.

***
...И понемногу, чем дальше, тем явственнее, проступает невозможность написания этого романа так, как хотелось его написать. Сюжет, а точнее, видимость сюжета, превращается в нагромождение глав, разных не только по стилю, но и по общей мысли, изначально в них заложенной. Путь главного героя в Испанию становится чуть ли не фальсификацией, чуть ли не подлогом. В самом деле, разве обязательно ехать в Колумбию для того лишь, чтобы поделиться со слушателем своим мнением о новом наркотическом законе? Автор из последних сил старается направить повествование в нужное русло, но натыкается на множество преград, из которых незнание географии - еще самая непреградительная.

Отсутствие интересных тем ведет к чистому пародированию. Глава "Русская народная сказка" - яркий тому пример. Все чаще и чаще в тексте попадаются избитые фразы, банальные клише, просто необязательные обороты (откинулся на спинку стула и крепко задумался). Ну, кому бы, хотел я знать, интересно, что герой откинулся и задумался? Что несет в себе эта откинутость и задумчивость? На что намекает? В том-то и дело, ни на что она не намекает и ровным счетом ничего не несет. А уж окончание последней главы и вовсе никуда не годится. Пытаясь динамично показать состояние накуренности, автор вставляет в роман два совершенно не связанных между собой и бессвязных по своей структуре предложения. Если первое еще куда ни шло - "все пройдет, пройдет даже то, что вроде бы уже прошло, но оно вернется и пройдет вновь", то второе высказывание - "миром правит ненависть, но в данный момент ощущение абсолютного счастья для меня важнее" - является банальным, так как счастье - оно и есть счастье.

Последнее, на чем автор хотел бы остановиться, это исчезновение из шестого, колумбийского, письма, лейтмотива, условно обозначенного ПКМ. Говоря русским языком, Лавров не попросил Костю прислать ему карту мира. В этом нет никакой задней мысли, это не уловка и не ловкий сюжетный ход. Автор просто забыл. К тому же он, автор, вовсе не уверен, что его герою захочется покинуть Колумбию, с ее конопляными полями. На этой печальной ноте заканчивается то, что никак не названо и ни к чему не относится. Увидимся во второй части.

<<предыдущее     следующее>>