|
Привет, Алекс. Ты уже очень давно просил меня написать рассказ. Честно говоря, я не знаю, о чем писать рассказ. Я и раньше, как ты помнишь, все больше склонялся к мнению, что сочинить можно все, что угодно и на какую угодно тему (кстати, в том преуспел, но это так, к слову...) Но уже на протяжении довольно продолжительного времени (чувствуется стиль муниципалов, не правда ли?) я не могу заставить себя не только взять в руки чистую тетрадь (а ведь когда-то tabula rasa была для меня чем-то вроде фетиша), но и просто придумать хотя бы первую фразу. Белые листы вызывают во мне дрожь. Я до такой степени привык к буковкам и складывающимся с их помощью словам, что теперь ни буковки, ни, тем более, слова не производят на меня никакого впечатления. Глухое раздражение - да, вызывают. Но это, как ты наверняка и сам понимаешь, немного не то, что нужно для сочинительства. Первое время монахи складывали дощечки, производили над ними пассы, облекая нечто невообразимое в еще более невообразимое нечто. Но пришла Инквизиция - и все погибло. От рук варваров в набедренных повязках, на которых, между прочим, явственно проступали языческие руны, рушились горы и города превращались в руины. Народы сменяли друг друга, и солнце не успевало. На тропинках невиданные звери и неприличные птицы. И все это было так плохо, что пришло и новое солнце, и новые незнакомые люди сгрудились вокруг столба с обнаженной девственницей, и вновь монахи складывали дощечки, и опять слетали с петель ворота, и осажденные города превращались в указательные персты Господа Бога, глядя обугленными пустыми трубами в новое, но уже умирающее небо. Постепенно Мир нашел себя. Он стал сухим и ломким. От легкого прикосновения руки можно было ожидать падения метеорита или и того хуже - Мирной Смерти. Все качалось и тихо попискивало. Безумные обезьяны искоса поглядывали в сторону профессора Николса, но тот не обращал на них никакого внимания. Профессор был зол. Еще три дня назад он послал своего ассистента, Джима Вайнера, в ближайшую туземную деревню за провизией. Ассистент почему-то не возвращался, но каждый день, как по часам, в лагерь научной экспедиции приходил черный до омерзения абориген и приносил Николсу мясо. Профессор пытался узнать у туземца, куда подевался Вайнер, но тот либо не знал английского (что, честно говоря, в этой части Амазонии не редкость), либо умело притворялся. Негр потрясал какими-то бусами, смахивающими на передние зубы взрослого человека белой расы, и выпячивал губы, как это принято в племени безумных обезьян. Потом он кидал профессору бурдюк с бордовой жидкостью чрезвычайно тошнотворного вкуса и несколько кусков мяса, нанизанных на предварительно высушенную лиану. Если уместна аналогия, профессор Николс вот уже третий день питался шашлыком, запивая его красным молодым вином. Впрочем, сегодня кривляка-негр ничего не принес. Нет, кое-что в его руках было. Ну, во-первых, как ты, Алекс, уж, верно, догадался, абориген принес голову пропавшего ассистента Вайнера, потому как не обучавшиеся в Институте кулинарии туземцы попросту не знали, как ее подать! А, во-вторых, пока профессор пытался принять неоспоримость факта поедания им самим своего собственного ассистента, туземец, смущаясь, достал из кармана в набедренной повязке грязно-серо-желтый свиток, видимо, скальп несчастного Вайнера. Профессор бросил взгляд на бумагу. Первое, что он увидел, это начерченное большими корявыми буквами слово "СЧЕТ". Дальше профессор Николс читать не стал. Он упал в воду. И так же, как и миллионы лет назад, катились волны, огибая особо надоедливые острова, но в полной мере отыгрываясь на гигантских пассажирских кораблях. Пропадали звезды, вместо исчезнувших появлялись новые, сверхновые и суперсверхновые, но и они долго не задерживались. Мир пришел в упадок. Новые религии, одна за другой, добивали то, что еще осталось. Кричали дети. Их душила боль за пятку. Но даже пятки не осталось... Вот так-то, Алекс, а ты говоришь - рассказ. Я лучше тебе попозже еще письмо сочиню. Уже в другом виде... 21:21 12.04.03
|