проза    поэзия    музыка    аудиокниги    видео    новости    биография    фото    воспоминания    написать  
 неоконченное <    Tab.Geo.транзит. Часть II<<>>


Часть II

Среда. Пролог

Перестать надеяться - что может быть страшней. Человек живет лишь потому, что все время надеется. Больной надеется выздороветь, и умирает больным, нищий надеется разбогатеть, и умирает нищим, кто-то просто живет - надеется жить вечно и что же? Умирает. Все надежды ведут в могилу. А перестать надеяться - значит, сразу сдохнуть. А сдохнуть - значит, не жить. А не жить - что это значит?! Это значит, значит, значит, что...
Во-первых, не будет ни родителей, ни друзей, то есть всех тех, к кому за время земной жизни мы успели привыкнуть. То есть смерть изменит наши привычки. Это раз. Во-вторых, изменив наши привычки, смерть изменит и сам стиль нашей жизни. Если раньше я, например, ходил в институт, конспектировал лекции, а, возвращаясь домой, ужинал и шел гулять, то после смерти распорядок дня должен полностью поменяться. Может, все будет наоборот. Например, вечером я иду в институт, всю ночь конспектирую лекции, утром возвращаюсь домой, завтракаю и иду гулять. Или утром я иду в институт, там гуляю, потом наступает ночь - я завтракаю, а днем - конспектирую лекции. А, может быть, и так: все происходит одновременно, одновременно я завтракаю, конспектирую, гуляю, иду в институт, сплю, ужинаю, встаю, вижу сны, бреюсь, читаю, делаю покупки и т.д. т.п. А все остальное время (хотя, какое время после смерти) - идет Страшный Суд, на протяжении которого я опять-таки бреюсь, конспектирую, гуляю, завтракаю, играю в футбол, читаю, иду в институт... Но все пройдет... Пройдет даже то, что вроде бы уже прошло... - и далее по тексту. Пройдут даже эти прекрасные конопляные поля. Ничего от них, кроме пепла, не останется. Даже пепла не останется. Но надо вставать, надо двигаться... Надо в Испанию.

Глава 1
Изобретение велосипеда

На протяжении всей первой части только и было разговоров, что, мол, Лавров в Испанию едет, в местечко со счастливым названием Коста-Браво. Мол, там его женщина-археолог копает и, может быть, даже выкапывает что-то, принадлежащее мертвой культуре инков. Все это так. И женщина есть, и инки были, но вот есть ли Лавров?! Не впадая в плагиат, не станем кричать: "А был ли мальчик?", ибо мальчик был однозначно. В детстве он был как все, потом переквалифицировался, а еще потом обнаружил себя застрявшим между "как все" и "не как все". Мальчик дернулся пару раз, туда-сюда, а после плюнул и решил так: "Я же все равно умру?! Какая разница - где ждать?!" С высоты нашего авторского положения раскритиковать мальчика не составит никакого труда. Мол, жизнь одна, жизнь - подарок, прожить - не поле перейти, и сколько прекрасного и сколько неизведанного таит в себе эта жизнь. Но вот если по-серьезному, что именно таит? Что еще может произойти, кроме войны, наводнения и землетрясения? Да все, что угодно - скажет наш абстрактный оппонент и демонстративно отвернется. Нет, а все-таки, что именно? - не отстану я. Ну, к примеру, ты вдруг выиграешь 1000000$ в лотерее "Твой ответ солнцу". По-моему, ради этого стоит жить. Или в тебя влюбится супер-модель, какая-нибудь Кроуфорд или Кэмбелл. Или тебя губернатором изберут на ответственную и очень важную должность! Да мало ли что?! Всего и не перечислишь! "Значит, жизнь таит в себе три вещи, - с ухмылкой скажу я, - власть над предметами с помощью денег, власть над женщинами и власть над людьми с помощью самой власти. Верно?" "Зачем же утрировать? - вспылит оппонент, - почему бы просто не сказать: обеспеченная жизнь с любимой женщиной плюс уважение окружающих. Звучит намного приятнее".
Итак, в нашем велосипеде появились колеса. Лавров их опробовал и остался доволен. Теперь - руль.
"А как же самоубийцы? - спрошу я, - неужели эти глупые люди не понимают, что жизнь таит в себе еще столько неизведанного? Почему бы им не обождать? Не затаится до времени?"
"Ты сам и ответил, - скажет оппонент, - не хватает им силы духа. А, может, вот как раз завтра все бы изменилось... Надо ждать уметь, а они не умеют. Слабы они..."
"Неправда, - воскликнул я, - не слабы они, а наоборот. Это мы хлюпики, это нам мужества не хватает, сидим и ждем момента, когда, наконец, потребуемся. А они сильны, но сила их никому не нужна, и вот они ее копят, копят, и не выдерживает душа, рвется, и в небеса, как на старинных картинках улетает".
Вот и руль готов. Скоро, уже совсем скоро покатит Лавров прочь из Колумбии, правя левой рукой, а в правой сжимая дымящийся косячок. Ну, и напоследок, дабы соединить колеса и руль с помощью всяких вилок и рам, такая вот сентенция:
"Счастье есть", а чтобы вернуться в наш шутливый роман, продолжим: "Но вкусно есть - еще большее счастье".
Велосипед готов к путешествию. Поехали.

Глава 2
Falling

Да разве ж сравниться что-либо с дорогой? С той узкой тропинкой, рассекающей посадки конопли с мастерством истребителя?! Ветер бьет в лицо, рвет на груди рубашку, тормозит, короче. Но я не поддаюсь на провокацию. Я кручу педали и думаю о том, что вот за тем поворотом надо бы остановиться и отдохнуть. Я не отрываю взгляда от того поворота. Я приближаю его своим взглядом. И вот он проносится мимо меня. Или я проношусь мимо него. Мы проносимся мимо относительно друг друга. Это может значить только одно - я не повернул, и теперь несусь сквозь заросли конопли, и меня бросает из стороны в сторону, и жалобно скрипит кто-то в педальном механизме, и уже хочется остановиться, придти в себя, взять себя в руки, помечтать о чем-нибудь неопределенном!.. Но руки цепко сжимают руль (косяк давно потерян), а в глазах застыло торжествующее выражение, которое ровным счетом ничего не выражает. Притом не абстрактную жажду жизни, а вполне конкретную жажду в данный момент. Я жму на тормоз. Было бы время, поразмышлял бы о том, что жму на тормоз с самого рождения. Но времени в обрез. Времени ровно столько, сколько надо для того, чтобы нажать на тормоз. Меня несет. Чудовищная сила крутит велосипедом. Я думаю о том, что надо было поставить ручной тормоз. Конопля бьет по лицу, царапает руки. А ведь при удачном стечении обстоятельств... Возникает вопрос: куда? Куда должны стечь обстоятельства, да еще так удачно, как никогда ранее? Я вновь и вновь бью по тормозам, но они проворачиваются, меня не слушаются... Они плевать на меня хотели. Велосипед подпрыгивает, встает на дыбы, я перелетаю через руль и лечу, расправив руки-крылья. И сердце пламенно бьется, как мотор. Я лечу и протяжно кричу. Я кричу, что "все это сто раз в гробу видал", что "лучше смерть, чем позор", что "велосипед - личный враг велосипедиста" (прямо по М. Твену), что "конопля честнее человека" (это уже из другой оперы, но простить меня можно, я же не знаю, что будет там, куда я упаду), я кричу "спасите дельфинов", я кричу о том, что "люди перестали понимать язык насекомых", что "каждый, кто чувствует себя хоть на столечко поэтом, обязан написать стихотворение", и еще я кричу "а-а-а!" И в этот момент приземляюсь.

Четверг. Глава 3
Починка

Чинить можно все, что угодно. Большинство людей только тем и занимаются, что что-нибудь чинят. Врачи чинят больных, больные, в свою очередь чинят препятствия врачам. В литературе имеются упоминания. Первое, что приходит на ум: "Сижу, никого не трогаю, починяю примус". Далее, чинить можно усердно, а можно - спустя рукава. Починка состоит из двух этапов. Первый этап подготовительный. Например, если тебе необходимо заклеить велосипедную камеру, ты, во-первых, снимаешь саму камеру. Занятие это до такой степени трудоемкое, что работа может завершиться прямо на подготовительном этапе. Но вот, ты снял камеру. Ты вытираешь пот, хлопаешь себя по щекам (ай да я, ай да Лавров), закуриваешь и мужественно смотришь вдаль. Где-то там, за горизонтом маячит второй этап починки, но до него пока, как до дна Марианской впадины. Затушив окурок, ты надуваешь камеру и засовываешь в банку с водой. При этом вся она туда не засовывается, а засунутая часть норовить выпрыгнуть и убежать. Вконец измучившись, ты таки находишь место прокола. Оттуда на поверхность воды бегут веселые пузырьки, вроде тех, которые так любят пускать дети, купаясь в ванне. На этом подготовительный этап вступает во вторую фазу, "теоретическую". Ты готовишь свое рабочее место. Это заключается в следующем: чертыхаясь, ты бегаешь кругами, пытаясь найти резиновые накладки и самовулканизирующийся клей. Конечно, можно вступить на скользкую тропку наименьшего сопротивления, и вместо специальных резиновых накладок использовать что-нибудь менее резиновое, а вместо специального клея - любимый подростковый клей "Момент". Можно и так. Хозяин - барин. Но, по мнению специалистов, лучше побегать и отыскать то, что нужно, а не то, что есть. Наконец, готово: перед тобой лежит мокрая камера, резиновые кружочки и этот самый трудновыговариваемый клей. Подготовительный этап закончен, но сама починка еще не началась. В этот промежуток необходимо прочитать инструкцию по "ремонту велосипедных камер", которая должна быть в любом доме вместе с поваренной книгой и фолиантом с интригующим названием "Все, что вы хотите знать о сексе, но боялись спросить". С первых же строк инструкция вызывает тебя недоумение. Там написано, что место прокола надо зачистить шкуркой. Каждому здравомыслящему человеку ясно, что нельзя шкуркой тереть камеру. От него в ней могут образоваться новые дырки, и никакой резины не хватит. С трудом сдерживая себя, ты берешь шкурку (как будто она у тебя в кармане!) и зачищаешь место прокола. Удивительно, но новых дырок не появляется. Чудеса, да и только. Далее, наступает, собственно, починка. Но начинается она с совершенно бессмысленного действия, описанного все в той же инструкции. Там сказано, что на зачищенный участок надо нести клей, а потом быстро-быстро соскоблить его вместе с отработанной пылью. Если ты рачительный хозяин, то у тебя сразу возникает вполне обоснованные претензии, заключающиеся в одной фразе: зачем же клей-то попусту переводить?! И что значит "быстро-быстро?" До какой степени? А если на секунду отвлечься, то ничего не получится? Решив, что инструкция врет, ты ничего не соскабливаешь, а переходишь сразу к самому главному - к заклеиванию. Инструкция советует, мазать место прокола два раза с тщательной просушкой после каждого. С этим еще можно смириться. И вот, долгожданный момент, апофеоз починки - ты накладываешь заплатку и сильно прижимаешь. Не отпуская рук, ты косишь взглядом и читаешь, что по этому поводу думают знающие люди. А думают они, цитирую, следующее: отремонтированная камера готова к эксплуатации". Вот прямо-таки и готова?! То есть ни держать не надо, ни кирпичи сверху набрасывать. Сел и поехал! Усмехаясь про себя, ты оставляешь камеру под нагромождением камней до завтра. Уж так-то наверняка, - шепчешь ты, - теперь уж точно.

Глава 4
Починка (продолжение)

Как бы ты ни оттягивал этот момент, камеру все равно придется ставить на место. То есть не то, что это очень сложно, а просто непонятно - как. А если еще инструкции нет, то человек случайный (читай - несведущий) будет ходить вокруг велосипеда и, глядя на металлический агрегат, шептать что-нибудь типа "ключ на 16, гайка стальная деформированная", и тому подобную чушь, при этом ни на йоту не приблизившись к разгадке. Я слышал про одного человека, который никак не мог смириться с телевизором. В конце концов этот человек пришел к выводу, что телевизор - живой, так как ночью он ничего не показывает, а значит, спит, как все нормальные люди. Со своей бредовой идеей человек попал в дом скорби. Уж не знаю, чем его там лечили, но, выйдя, он полностью признал свои ошибки. Теперь он утверждает, что телевизор - ненормальный человек, так как спит с утра до вечера, и к тому же транслирует свои безумные сны на всю страну. Но это к делу не относится. А если и относится, то с того лишь боку, что человек и окружающие его машины находятся в таком жалком равновесии, что не сегодня - завтра нить, их связывающая, порвется, и тогда - жди беды. Но об этом тоже писали зарубежные фантасты. Так что вернемся к нашей гипотетической камере, и к тому, как эту гипотетическую камеру натянуть на гипотетический обод. Это просто. Ты берешь камеру и подходишь к колесу. Далее начинается самое сложное: необходимо засунуть отремонтированную камеру под шину, каковая снята с обода лишь наполовину. Если она снята целиком и валяется рядом, то это - неправильно, и ни к чему хорошему не приведет. Итак, ты начинаешь примиряться, крутить камеру и так и сяк, размышляя каким образом её вставить. Помни! НА колесе есть такая дырочка, которая должна совпадать с таким штырьком на камере, через который колесо собственно надувают. То бишь, надо не ошибиться. А то вставишь камеру, и вдруг окажется, что штырек совсем в другом месте, а это очень плохо, так как надуть колесо без этого высовывающегося штырька бывает невозможно. Да, что там, вообще невозможно. Так что - будь внимателен. Опять-таки, отвлекаясь: я знал одного писателя, который по рассеянности выпил флакончик чернил. Так он три дня романом, извините, писал. Неплохая кстати вещичка получилась. Но это так, к слову. Что еще? Камера вставлена, шина тоже, можно перекурить. Я свернул конопляную сигаретку и, откинувшись на спину, сделал первую затяжку. Как вы уже, наверное, догадались, я все еще находился в Колумбии. Велосипед был готов к эксплуатации, и мне оставалось решить, в какой стороне находится Испания.

Глава 5
Проникновение в замысел

В детстве у меня был хомячок. Уморительная зверушка. Потом он умер. Похорон я его не помню. Иногда даже возникает подозрение: а был ли он. Я помню: мы играли, я щекотал его спинку, он хрюкал, и неожиданного сдох. Вроде бы, мы его не кормили. Но тогда и удивляться нечему. Но, что с ним стало после смерти, вот в чем вопрос! Должен же быть труп! Сейчас, если бы у меня неожиданно появился хомячок или бурундучок или суслик на худой конец, и он бы умер. Я бы не стал предавать его тело земле, я бы его замуровал. Ведь как романтично: через сотню лет въедут в мою квартиру new русские, начнут стены ломать, чтобы джакузи сделать, а в стене скелет со скрюченными лапками, а на шее скелета табличка "Я был хомячком. Теперь я стал свободен".
Вот и мы также. То есть не совсем также. Мы все таки люди, и к животным имеем отношение лишь потому что так Дарвин сказал. А вдруг он ошибся?! В одной газете я наткнулся на статью в которой доказывалось, что люди ведут свой род от динозавров. Я даже предполагаю, что моряки, к примеру, произошли от ихтиозавров, а летчики - от птеродактелей. Еще я помню, что были бронтозавры. С языковедческой точки зрения из них получились военные. Какой именно вид дал моих предков, я не знаю. Может, карнозавры. Хотя по названию этого не видно. "Постой" - скажет мне совершенно замученный слушатель, какой-нибудь похудевший медведь Гамми: "причем тут динозавры? Ты же в Испанию катишь или забыл? Там же тебя женщина ждет и кости инков по диаметру! А ты про каких-то динозавров!"
Да, знаю я, знаю. И про женщину я помню, и про инков... Но вот хочется вспомнить безоблачное детство, хоть ты тресни. У меня же кроме хомячка еще рыбки были. Они резвились в аквариуме и беспрерывно поедали друг друга. Потому что у меня было слишком много разных рыбок и всего один аквариум. Главными в нем числились телескопы. Они ели, кого хотели. Следом шли сомики. Они по-моему никого не ели. Но в самом печальном положении находились всевозможные гуппи. Они ели сами себя. В конце-концов я перестал кормить рыбок, видя, что они и так неплохо питаются. А что? Закон джунглей. Кто сильнее, тот и прав! Через полгода все было кончено. Те, кого не съели, умерли от тоски и от того, что стало некого есть.
Но я не сдался. Вокруг жило еще столько зверей, и я завел черепашку. Ходила черепашка медленно, ела много, а что с ней стало потом - я не знаю. Она либо сдохла либо убежала. Насчет последнего - я сильно сомневаюсь. Если бы она побежала - я бы заметил.
Если вы думаете, что я на этом успокоился - вы сильно заблуждаетесь. Лет 7 назад появился кот и, как ни странно, он до сих пор жив. Мне кажется, что те животные умирали от того, что были слишком маленькими. Их смерть была почти не заметна. А вот, если откинет копыта кот, я сразу это увижу и буду грустить. А грустить я не люблю. Ладно, ладно, перехожу к волнующей теме моего путешествия в Испанию.

Суббота. Глава 6
Немного о разном

Мы все куда-нибудь спешим. Каждый из нас едет в свою Испанию. Для одного Испания - это материальная независимость, для другого - любовь, для третьего - внутренняя свобода. Некоторые пытаются достичь всего вышеперечисленного, но это уже fantastic. Отдельно взятый счастливый человек - плевок в рожу остальному человечеству. Счастливых людей надо уничтожать, счастье должно быть раздавленным в зародыше. Особую, ни с чем конкретно не связанную злость у меня вызывают рекламные ролики. Помните семейку из папы, мамы, дочки и сыночка. Мама там прекрасное средство нашла. Вроде бы "TIDE". "И полотенце свежестью пахнут", "И рубашки отстирываются" и т.п. А в конце вся семья собирается перед камерой, и такое невыразимое блаженство, такое гигантское счастье написано на их лицах, что хочется подойти к ним и сказать нечто обидное, как-то стереть с их морд это дебильное выражение. Объяснить, что "TIDE" - это еще не все. Что существуют еще куда более вкусные продукты. Что, если на то пошло, порошок их - дерьмо, и сами они дерьмо, и вокруг одно дерьмо.
А рекламу мороженного "Альгида" видели? Там девчонка опаздывает на свидание. И что же она делает?! Она покупает трубочку с орехами и нагло жрет ее, стоя перед своим другом. А парень с такой ненавистью глядит на эту дуру, что, кажется, сейчас не выдержит и даст в ухо! И правильно сделает, между прочим.

Я так и представляю их разговор:
Она (слизывая орешки): ням-ням. Просто объеденье!
Он: Что ж ты, сука, делаешь? Мало того, что динамишь, так еще и издеваешься!

И в глаз! А потом ногами топтать! Ах, оставьте! Все это не то! Раньше были молодые и веселые. Теперь - молодые и злые. Ничтожные вещи подмечаем, и спешим скривиться в гнусной усмешке. Ну, в какой еще рекламе дезодоранта покажут некрасивую девушку, опаздывающую на работу. И вот, она бежит по лестнице через три ступеньки, перепрыгивает. Только бы не опоздать. А хрен ей! Автобус забит, даже не останавливается, лифт в офисе не работает, на какой-нибудь пятый этаж пешочком. Ура, все-таки успела! Не выгонят. А то, что при этом она пользуется особым дезодорантом - так это роли не играет. Главное - успеть.
Но сильнее всего, сильнее всего на свете я ненавижу молодежь пьющую "Нескафе". Этого гребаного архитектора, заливающегося идиотским, не смехом даже, а ржанием, после фразы приятеля: "Москва не сразу строилась". Пусть мне кто-нибудь объяснит, что смешного в этой цитате? Я не понимаю, согласен. Я - идиот. Допустим. Но как хочется на минуту оказаться среди этих улыбающихся счастливых дебилов и дебилок и послушать, что они говорят на самом деле. Узнать, кто из них и сколько раз в день имеет "доктора Айболита с котенком на руках". Вникнуть, посмотреть... Может, станет легче. А кофе, кстати, еще то дерьмо. Пережаренный и горький. Оставим. То, что я здесь изливаюсь желчью и по мере сил лязгаю зубами, никого не волнует. Не нравится - не смотри. Едешь в свою Испанию - вот и едь на здоровье.

Глава 7. Воскресенье (приложение 1)
Feeling. Falling. Fucking

По многочисленным просьбам читателей я публикую полный список литературы, использованной для написания этого романа.

Во-первых, это книга Джеда Перкинса "Разграничение грибов на съедобные, несъедобные и специальные" (Лондон, 1907 г.). В своем труде г. Перкинс проводит идею о невозможности правильного разделения грибов на указанные виды. В частности, он пишет:

"Съедобность гриба часто зависит от качеств его приготовления. Можно с уверенностью говорить, что обыкновенная сыроежка болотная, сваренная неправильно, будучи по своей сути грибом съедобным, мгновенно переходит в разряд грибов несъедобных, этим являя, как уже было сказано ранее, пример так называемого "парадоксального ирреализма" встречающегося не только в грибной среде, но и в других средах, относящихся к питанию человека".

Далее Перкинс напоминает, что закон "парадоксального ирреализма" действует и в обратном направлении. То есть, несъедобный гриб, тот же мухомор, при правильной обработке может считаться если уж не совсем съедобным, то и не полностью несъедобным. Г. Перкинс пишет:

"Умело приготовленный мухомор пользуется заслуженным спросом среди малообеспеченных слоев населения, хотя и не является съедобным грибом в прямом смысле этого слова. Скорее он относится к разряду грибов специальных".

Далее г. Перкинс перечисляет известные ему специальные грибы. В список попадают некоторые виды кактусов, почти все поганки (в этом я с автором не согласен) и почему-то гриб "чага", растущий на живых либо на мертвых стволах и применяющийся в медицине для лечения камней в почках. По поводу чаги г. Перкинс говорит следующее:

"Чага, - заявляет он, - не относится к разряду грибов съедобных, так как еще никто не пробовал его есть. Но, в то же время, чага не является грибом несъедобным, так как пока ни зафиксировано ни одного случая смерти, связанного с употреблением этого гриба в пищу".

Отсюда автор делает вывод, что чага - гриб специальный и с этим трудно не согласиться.

Вторая книга, которой я пользовался при написании романа, это повесть Н. Курманбалиева "Коровы Северного моря" (Москва, 1979 г., "Наука"). Речь в повести идет о путешествии автора на борту рыболовецкого траулера "Заря Калмыкии" по водным просторам Северного Ледовитого Океана. Привожу отрывок:

"С утра подул ледяной норд-вест. Волны за бортом вздыбились, небо почернело... Горизонт слился с океаном. На палубе я был один. Остальные матросы вместе с капитаном, сидя в кают-компании, обсуждали возможности лова. С самого начала меня отстранили от этих ежедневных обсуждений, мотивируя тем, что я писатель, и ни черта не понимаю в рыбах. Я, и правда, был в завязке поэтому сразу согласился с капитаном, и все дни проводил на палубе, глядя в ревущую глубь океана. Вот и сейчас мне показалось что из воды вынырнула чья-то голова. Я протер запотевшие линзы и, перегнувшись за борт, стал напряженно всматриваться в морское дно.

Тут Курманбалиев допустил ошибку. Он же в Океане, какое в океане морское дно? Как вообще можно всматриваться в дно? Оно же глубоко! Ну, это так, к слову.

- Что там?
Чья-то рука легла мне на шею. Я повернулся. Это был капитан. В этот момент налетел зюйд-ост, и капитан зашатался.
- Проклятый ветер, - прокуренным голосом крикнул он, - матросы хотят ловить кету, а я - плотву. Как считаешь, писатель? Кто прав?
Капитан опять зашатался. Эти ежедневные обсуждения могли кого угодно свести в могилу.
- Кета нужна людям! - сказал я.
- Но ведь и плотва нужна людям, - хитро прищурился капитан.
Так незаметно проходили дни. Понемногу я стал приобщаться к их жизни; вникать в быт моряков..."


Далее Н. Курманбалиев пишет о том, как именно он приобщался к быту рыболовов, автор пишет о том, как был допущен к ежедневным обсуждениям, и как однажды, выйдя на верхнюю палубу после одного особенно бурного обсуждения, он увидел в воде непонятное существо. Вот как он описывает случившееся:

"Существо выглядело как корова, но с крыльями, как у орла. Выпученные глаза придавали ему сходство с нашим коком, а единственный рог на лбу - со слоном. Существо плыло параллельно судну и сильно било хвостом по воде.
- Эй! - крикнул я, - ты кто?
В ответ оно подняло голову, и над Северным Ледовитым Океаном раздалось протяжное и заунывное "Му-у-у!"


Вторая часть книги посвящена врачам, и на ней мы останавливаться подробно не будем.

Следующий труд, немало способствующий написанию романа, это эссе Д. М. Каглича "Несколько секретов женского обаяния" (New-York, Ymca-Press, 1985). Кроме достаточно полной классификации женщин по половому признаку, Каглич пишет и о женской эмансипации, и о детской проституции, сводя эти два понятия воедино.

"Раньше мужчина был орудием в женских руках, - заявляет он, - теперь же все поменялось. Сейчас женщина должна беспрекословно подчиняться, иначе она будет продана в рабство, либо устроена на ответственную работу".
"Эмансипация вошла в последнюю стадию, - пишет Каглич, - на выборах 2002 года нас ожидает сюрприз. Президентом России станет Мария Валентиновна П., мать двоих детей, беспартийная, образование - 7 классов..."


Не стану цитировать дальше. Все-таки предсказания имеют к политологии такое же отношение, какое мой роман - к настоящей литературе. К секретам женского обаяния, кроме всего прочего, Каглич относит умение пить.

"Умение пить, - пишет он, - едва ли не самое важное для современной женщины. В эпоху, когда завод "Балтика" выпускает все новые и новые сорта пива, не опьянеть после первой бутылки "девятки" становится важнейшим и нужнейшим <навыком>. Конечно, можно пить только баночную "пятерку", но в этом случае женщине грозит ярлык недотроги, а её действия могут расценить, как некомильфо".

Понедельник. Глава 8
Продолжение знакомства

Где я был, когда рушились устои старого общества? Что я делал, когда остальные делали дело? Где, черт возьми, разоблачительные статьи в пользу недавних кумиров? Кто еще, кроме женщины-археолога, купит мне ежевечернюю бутылку пива? Я спешу, я боюсь опоздать. Ведь там, куда я направляюсь, ничего не будет. Это так же верно, как и то, что я кручу педали, одной рукой сжимаю руль, а в другой держу сигарету. На этот раз обыкновенную "аполлонину".

Я притормозил у придорожного кафе. Спрыгнув с велосипеда, я вошел в маленький полутемный зал. За стойкой стояла точно такая же девушка, как и в зарубежных фильмах. Она улыбнулась и что-то сказала. Я тоже улыбнулся.
- Coffee, - сказал я, - please.
Она опять что-то сказала. Ну, почему я не знаю английского?! Может, она предлагает что-нибудь до такой степени заманчивое, что, знал бы я язык, согласился бы мгновенно. А, может, она просто спрашивает, с сахаром мне кофе или без.
- With sugar! - на всякий случай сказал я, - two pieces, please!
Она опять улыбнулась, но уже подозрительно. И вновь что-то сказала. Я разобрал только слово "English".
- Yes! - ответил я и добавил: - I don't speak English! Many-many!
То есть, я хотел сказать, что совсем не говорю. Надеюсь, меня поняли. По крайней мере, больше она ничего не сказала.

Я сидел за столиком и пил свой coffee with sugar. Кроме меня в кафе находился еще один человек. А именно, молодая женщина в джинсах и джинсовой куртке. Я пил кофе, и вдруг вспомнил, что у меня нет денег. Я похолодел.

"Что же делать?"

Как мне объяснить, что я из России, здесь оказался случайно, а денег у меня нет и быть не может, так как я не работаю, а сижу на шее у родителей и почему-то у Вовы. В этот момент сидевшая за столиком женщина в джинсах встала и подошла к стойке. Я медленно поднялся.

"Может, удастся проскользнуть за ее спиной? Только бы не заметили".

Я продвигался к выходу. Вдруг та, что была в джинсе, оглянулась, и я увидел в ее руке пистолет. Пистолет смотрел мне в грудь. Женщина что-то сказала. По тембру ее голоса можно было предположить, что она хочет, чтобы я поднял руки. Я поднял руки.

"Зачем же ее расстраивать? Если она хочет, чтобы я поднял руки, я подниму руки. Руки поднять мне ничего не стоит. Не отваляться руки, если их поднять... Пожалуйста, поднял, вот".

Женщина опять что-то сказала. Похоже, она рассердилась.

"Господи, ну, что она еще хочет?! Я же поднял руки".

И я тут я понял: она хочет, чтобы я лег на пол. Точно, во всех боевиках, когда грабят банки, посетителей просят лечь лицом вниз и не двигаться, пока бандиты не уедут. Я рухнул на грязный пол в кафе. Справа от моего носа лежала обертка жвачки "Wrigley". Неужели, ее и здесь жуют? Ничего удивительного, она же американская. Но я-то в Колумбии. А где бы ни был... Везде жуют. Хлопнула дверь кафе. Я ждал звука заводящегося мотора. Звука не было. Я поднял голову. Из-за стойки выглядывала испуганная жертва ограбления. Тогда я подошел к двери и осторожно выглянул на улицу. Грабительницы не было, но не было и моего велосипеда. Мрачный, я вернулся в кафе. Но как только вспомнил, что надо платить за кофе, сразу вышел обратно.

"Как мне не везет, - шагая по обочине шоссе, думал я, - в чужой стране, без денег, без коммуникативных навыков, один, велосипед сперли, чуть не застрелили, травки коробок всего, но зато какой травки".

Я радостно улыбнулся и, сойдя с дороги, решил углубиться в заросли незнакомых деревьев, чтобы там, в спокойной обстановке, не спеша и не вздрагивая от малейшего шума, приколотить сигаретку и выдуть её в одно жало, глупо улыбаясь при этом и пуская пузыри.

Вторник. Глава 9 (приложение)
К проблеме освоения ближнего и дальнего Космоса

Я согласен, что и на Земле пока хватает дел; что существуют еще неизведанные пространства; что каждый, у кого есть голова на плечах и заступ в руках, может найти для себя местечко, где не ступала нога человека, и начать там рыть, утрамбовывать, ставить пограничные столбы, возводить здания, проводить электричество и т.д. и т.п., пока выбранное местечко не превратиться в еще одну новостройку. Но нельзя забывать и о Космосе. Ледяной Юпитер, знойный Марс, таинственная Венера. И это только в нашей галактике. Что уж говорить о миллиардах иных галактик, где светит чужое солнце, и не одно; где планеты вращаются не вокруг своей оси, а просто вокруг; где загадочные инопланетяне выращивают свои загадочные культуры; где космические бандиты грабят пассажирские ракеты; где Высший Совет заседает только по четвергам; где кометы служат для уничтожения насекомых в самых отдаленных галактиках; где Черные Дыры заглатывают по три звезды в день (по плану), и где нет ни одного не только россиянина, но и еврея тоже нет.

Смириться с последним наиболее тяжело. Не так давно, сидя у TV и тупо глядя на экран, где показывали то ли бразильский то ли мексиканский сериал "Черная жемчужина", я был приятно удивлен фамилией одного из героев мыльной оперы. А именно, доктора. Его фамилия Вайнштейн. Раз в такой захудалой стране, как Мексика, есть свои Вайнштейны, один из которых даже попал в сериал, так почему бы другим Вайнштейнам не заселить бескрайние просторы Дальнего Космоса. А русские с американцами пусть продолжают стыковаться, им это нравится. А самая технически продвинутая в мире страна Япония занята изготовлением домашних зверушек. Им не до звезд.
Это ж невозможно представить, как измениться жизнь землян, после того, как вся "печальная нация" (по меткому определению Джона Лэда) улетит на небо и заживет там на прежде необитаемых планетах. Каковы условия жизни? По заверениям того же Д. Лэда, большинство малых планет имеет так называемый "положительный статус". Это начит, что там есть все необходимое для человека. Кроме, пожалуй, атмосферы. Но уже сейчас на экстренных заседаниях НАСА проблема эта обсуждается и, надо думать, в ближайшем времени она будет решена. А пока в ожидании атмосферы первые поселенцы смогут заняться сельским хозяйством или ловлей рыбы в безбрежных океанах. Ио.

Повсеместное заселение Космоса может привести и к отрицательным результатам. Прежде всего это относится к увеличению инсультов среди тех землян, которые и здесь-то не могли примириться с существованием среди них всяких Вайнштейнов и прочих Кацеленбогенов. Мысль о том, что теперь эти самые Вайнштейны будут смотреть на них с других планет, а, может, и с самого Солнца (чем черт не шутит) доведет многих наших соотечественников-землян до умопомрачения.
Д. Лэд, например, утверждает, что будут созданы "Общерусский Центр по защите Солнца" (ОЦЗС). Загар будет объявлен пособником сионизма, а загорелых людей станут отправлять на Плутон, где очень холодно. Но пока всего этого не случилось, давайте сплотимся, возьмемся за руки и посмотрим в небо, где миллиарды звезд ждут нашего печального пришествия. Спасибо за внимание.

Глава 10(приложение)
Различия между женщиной и мужчиной не приводят к непониманию

Появляясь в компании, я первым делом оглядываюсь по сторонам в поисках женщин. По крайней мере, раньше оглядывался. Последний месяц я не был ни в одной компании, и женщины мимо меня тоже не дефилировали. Так что даже не знаю, хотя надеюсь, что оглядываться не разучился. Надо сказать, что слабый пол тоже не прочь завести знакомство с таким, как я! Потому что сразу видно, что человек я в своем роде оригинальный. Ну, может, и не очень оригинальный, но претендующий. Например, будучи за столом, я все блюда стараюсь есть ложкой. Исключение составляют макароны, хотя их я тоже ем ложкой. Когда я ем, я стараюсь не чавкать, но у меня это не получается. Так я и сижу на своем конце стола, зажатый в узкие рамки чавканья с ложкой в кулаке. Когда я выпиваю первую стопку (а пью я только водку), то сразу же начинаю оглядываться. "Вон та, - думаю я, - или вот та, или та". Ничего не решив, я выпиваю вторую стопку, и сразу за ней третью. Мой взгляд становится кристально ясным, я откидываюсь на спинку стула и закуриваю. "Все-таки вон та, - думаю я, - или та, или вон та-та-та-та-та-та". Весь в сомнениях, я предлагаю тост. "Друзья, - говорю я, - в этот прекрасный день, когда так жарко светит солнце (вар.: несмотря на то, что идет снег), мы собрались в этой, ставшей для нас родной, квартире для того, чтобы отметить то, что мы отмечали и в позапрошлом году (помните, тогда еще один из нас выбежал на балкон, чтобы выкинуть пустую бутылку, но случайно выпал сам; мы долго смеялись), и в прошлом году (когда один из гостей пришел со своей невестой, а невеста напилась и отдалась другому гостю, перепутав того с женихом), и, наконец, в этом году. И, хотя эксцессов пока не было, так ведь и литр пока первый, я думаю - будут. Тем не менее, я предлагаю выпить за женщин, которые присутствуют здесь в неограниченном количестве четырех штук. За Вас, милые дамы! Ура!"

Отдуваясь, я сажусь на место и смотрю, на которую из четырех мой тост произвел наибольшее впечатление. Параллельно я выпиваю стопку под свой тост, и еще парочку без тостов. Неожиданно освещение становится ярче, а голоса - глуше. "Ага, - говоря я себе, - следующую пропускаю". Но это лишь слова. Мне хотят налить, я накрываю стопку ладонью и бормочу: "Не надо", убираю ладонь и говорю: "Половинку". На этой стадии банкета слова "целую" или "половинку" не обозначают что-то разное. Они обозначают: "Налить". А уж как нальется, так нальется. Не обратно же в бутылку выливать.

Следующую стадию празднества можно сравнить с карнавалом: все разное и все крутиться. То, что происходит в эти минуты, в дальнейшем могло бы послужить темой для огромного романа. Жаль, только - не вспомнить, что же собственно происходило. У меня, например, с одной из встреч класса до сих пор осталось смутное воспоминание, в котором <...> я целуюсь с нашей экстравагантной Королёвой. То есть, по идее, этого быть не может, но воспоминание осталось.

Об утренней стадии я говорить не хочу. Всем она хорошо известна. Единственное, что могу посоветовать, это оставить с вечера бутылку хотя бы вина. Но даже это иногда не помогает. Заначка к утру непостижимым образом исчезает. При опросе гостей выясняется, что ее никто не пил. При опросе ушедших вечером гостей выясняется, что они ее не уносили. Вот и не верь после этого в привидения.

К чему я это все рассказываю? А вот к чему. Когда я наконец докурил вторую сигарету колумбийской травки и смог реагировать на мир, то увидел, что в двух метрах от меня стоит та самая грабительница кафе. И хотя на этот раз пистолета у нее не было, я все-таки испугался. Черт знает, что у нее на уме, да и траву наверняка отнимет.

Глава 10
Feeling. Falling. Fucking (обзор литературы, продолжение)

В книге Петра Якимова "Любовь в старших классах" (Л. 1984), есть такой эпизод: молодой человек приглашает одноклассницу к себе в гости. Цитирую:

"- Лена, - сказал Петр, - я знаю, что на завтра задали много уроков, но, все-таки, не могла бы ты вечером уделить мне некоторое время. Я хочу показать тебе модель эсминца "Стремительный"". Я ее сам собрал. Думаю, что тебе, как члену исторического кружка это будет интересно. К тому же вечером по телевизору будут показывать "Весну на Заречной улице".
Петр покраснел.
- Это про любовь? - тихо спросила Лена и начала ковыряться носком туфельки в земле.
- Да, про любовь, - еще более покраснел Петр, - но если ты не хочешь, мы не будем смотреть... Даю Честное Комсомольское!"


На этом эпизод заканчивается. Книг П. Якимова, выпущенная в 1984 г., разошлась огромным тиражом, и в 1986 г. по горячим следам была выпущена вторая книга автора "Секс в старших классах". Вот выдержка оттуда.

"- Эй, Киска, - сплюнув, заорал Штырь, - кончай херней страдать, погнали ко мне! Я те такую штуку забацаю - ты оглохнешь. Только вчера "Fender" взял. Ты, в натуре, охренеешь! Да и видак поглядим. "Эммануэль-6", а?
Штырь покраснел и от смущения плюнул на свой правый гад.
- Эммануэль, да? - ехидно переспросила Киска, - а детей кто воспитывать будет?
- Ну, ладно тебе! - пробормотал Штырь, - не хошь как хошь! Пошли так! Не трону, не боись. Честно, блин, комсомольское".


Чем отличаются эти на первый взгляд одинаковые эпизоды из книг 1984 года и 1986 года? А тем, что после 1985 года в старших классах началось повальное увлечение сексом и прочими толстыми журналами. Как пишет Д. Лэд в своем исследовании "Транснациональный вопрос":

"Молодежь Советского Союза первой почувствовала новые веяния. Мальчики начали хватать девочек за интимные места, а девочки - их в этом поощрять. И никто ничего не боялся. Все стало разрешено".

Из всего вышесказанного Д. Лэд делает странный вывод. Он пишет, что, цитирую:

"М.С. Горбачев явился по сути дела растлителем несовершеннолетнего населения целого государства".

И с этим трудно не согласиться.

Следующая книга, использованная мной это "Цивилизация" А. Руссо (Лейпциг, 1970 г.). В этом произведении рассказывается о некоей таинственной организации, ставящей своей целью уничтожение не больше и не меньше, как всего человечества. Члены организации - сикхи - проникают во все сферы человеческой жизни, и стравливают ничего не подозревающих людей. Вот как это описано:

"Сикх №18 подошел к Джеку Брауну и поклонился.
- Доброе утро, - сказал сикх, - я слышал, у Вас неприятности?
- Неприятности? - удивился Браун, - да нет, вроде.
- Ну, как же? А Ваша жена?
- Что - жена? - побледнел Браун.
- Да, нет, ничего, улыбнулся сикх №18 и отошел от человека.
Джек Браун с тоской смотрел вслед сикху. "А, ведь, правда, - думал он, - с Лорой что-то не в порядке. Целыми днями сидит дома... Почему она, черт возьми, целыми днями сидит дома?"
Через полчаса сикх звонил в квартиру Браунов.
- Джек дома? - спросил он у молодой симпатичной женщины в переднике.
- Нет, - ответила Лора, - он на работе.
- На работе? - удивился сикх, - не может быть. Мэри сказала, что он уже поехал домой.
- Мэри? - воскликнула Лора, - откуда?
- Мне пора, - улыбнулся сикх и быстро откланялся.
Лора прислонилась к косяку. Откуда Мэри известно, что Джек поехал домой? Неужели она... Не бывать этому!"


Полностью цитировать роман я не буду. Скажу лишь, что в конце концов Джек Браун застрелил свою жену Лору. А Лора успела отправить свою подругу Мэри. А муж Мэри задушил дочь Браунов Стину, а брат Стины Майк взорвал машину с мужем Мэри. А суд отправил Майка на электрический стул. А отец Майка, престарелый Джек Браун, утопил судью, а жена судьи зарезала Джека Брауна, а сын жены судьи отправил маму на каторгу, а президент США вынес ему благодарность, а дочь президента влюбилась в сына жены судьи, а отец не разрешал им встречаться, а они убили Президента, инсценировав самоубийство, в стране начались беспорядки, и Америка сдохла к чертям собачьим. Сикхи торжествовали.
В дальнейшем по этому роману Руссо был поставлен всенародно известный сериал "Санта Барбара".

Другая книга, на которую я хотел бы обратить внимание уважаемого слушателя, это художественный очерк Г. Контамейнера "Как бросить курить". Автор в доступной для читателя форме излагает свой взгляд на эту проблему XXI века. При том сам он не курит. Я это знаю, так как не раз встречал Контамейнера без сигареты во рту.
- Ты что это? - спрашивал я его, - не куришь, что ли?
- Не курю, - тоскливо отвечал писатель.
- Что ж ты так? - с укоризной спрашивал я.
- Старею, - выдохнув, отвечал Контамейнер и быстро уходил за угол.
А теперь, собственно, выдержки из книги Г. Контамейнера "Как бросить курить" (Tallinn, 1995 г.).

"Во-первых, не покупать сигареты. Не купив сигареты, вам будет нечего курить. Но большинство курящих людей, когда им нечего курить, идут в магазин за сигаретами. Это - порочный круг. Идите в магазин, покупайте, все, что угодно, кроме сигарет. Не смотрите туда, где они продаются. Если случайно посмотрели, быстро отвернитесь и идите к выходу. Если не смогли отвернуться, а, наоборот - подошли ближе, заведите с продавщицей какой-нибудь разговор. Например:
- Что-то погодка нынче подкачала. Как дети? Слышали об индексации коммунальных платежей? Как считаете, Тайсон снова будет драться?
Не важно, что вам не отвечают. Говорите, не останавливаясь. На витрину не смотрите. Если все-таки посмотрели, то сделайте изумленный вид и спросите у продавца:
- А что это у вас за пачки? Чай, небось? У меня, слава богу, чай есть.
В девяноста случаях из ста вас пошлют, но в сотый ответят:
- Это не чай, это - сигареты!
Случилось самое страшное. Фраза произнесена. Слова прозвучали. Притворитесь, что не расслышали.
- Ась?
- Это не чай, это сигареты.
- Ась?
- Я говорю, это сигареты!
- Ась?
- Сигареты.
- Ась?
- Да пошел ты!
Теперь можно уйти. Но если ноги Вас не слушаются, а руки сами лезут в карман за двумя рублями, что делать тогда? Можно попробовать в последний раз победить курение. Купив пачку, вы подходите к какому-нибудь мужику и говорите:
- Слушай, друг, дай мне в морду!
Тот удивляется, но дает. На данный счет можно быть спокойным: каждый третий обязательно даст, если попросишь. А каждый второй даст, даже если не попросишь.
С выбитыми зубами, харкая кровь, вы идете домой, сжимая в руке пачку сигарет. Тут вас останавливает строгий милиционер.
- Почему в таком виде?
- В каком - таком?
- Думаешь, самый умный?
- Нет, почему же?
- А ну пошли!
- Никуда я не пойду!
- Пойдешь, сука! - и палкой по почкам.
И вот вы в аквариуме. А сигареты у вас забрали при обыске. И все восемь часов, пока выясняется ваша личность, вы можете быть уверены, что дежурный курит не свои сигареты. То есть, иногда, может, и свои, но чаще - ваши!
Когда вас выпускают, на дворе глубокая ночь, купить сигареты негде. Вот всего лишь один из множества вариантов - как бросить курить".


Далее автор приводит еще 280 способов, но на них мы останавливаться, пожалуй, не будем. К тому же 279 из них заканчивается так же, как и первый. И только 280-й отличается от предыдущих. В нем, выйдя из дома за сигаретами, вы сразу попадаете под машину.

Глава 12
Fucking. Второе колумбийское письмо (необходимые примечания)

Автор в который уж раз приносит извинения за некоторую сумбурность повествования. Например, сейчас слушатель услышит главу по всем признакам относящуюся к первой части романа, но поставленную во вторую, к тому же в ее середину. Что делать? Не боги горшки обжигают... И на старуху бывает мокруха... Итак, приступим.
Глава 12

На днях зашел ко мне почтальон, был он нервозен, растрепан и зол.
- По-моему, это уже было, - сказал я.
- А что я могу?! - вспылил почтальон, - была бы моя воля, я бы дома сидел, никого не трогал, с дочкой Любочкой в шашки играл... А так бегаю, как сумасшедший... Опять вот письмо принес.
- Чаю хотите? - по привычке спросил я.
- Увольте, - злобно ответил почтальон, - от вашего чая за версту опилками воняет.
- А китайцы пьют, - заметил я, и ничего...
- Вот потому то и ничего, что такую дрянь пьют. Ладно, забирайте письмо, расписывайтесь, и я пойду.
Отпустив почтальона, я раскрыл конверт и, устроившись в кресле, углубился в чтение.

"Здравствуй, Костя, - писал Лавров. - Опять я в Колумбии. То есть, честно говоря, я отсюда не выезжал. Потому как, во-первых, не на чем, так как велосипед у меня украла одна симпатичная бандитка, а, во-вторых, свыкся я, слился. Как пишут наши авторы, с природой. Ничто более не волнует меня. Иногда, в редкие минуты просветления (вот как сейчас, например) вспоминаю я про Испанию, про инков и про археологию. Но совместить уж не могу. Зачем я ехал в Испанию, при чем тут инки, да и археологом я никогда не был. Насилуя свой мозг, я забиваю новый косяк, надеясь, что сейчас-то все встанет на свои места, но ничего подобного, милый Костя, ничего не встает. Наоборот, я все меньше и меньше понимаю вещей, а те, который я понимаю, вовсе не вещи, а только их тени, что ли... Это как отражение в зеркале свечи, которой на самом деле нету, и, в отличии от оптимистических прогнозов того фантаста, не предвидится. А уж про инков и говорить-то стыдно. Как мог я, умный, вообще-то, человек, без предрассудков, заняться такой ерундой, как выкапывание трупов из могил? Пусть даже и старых трупов, пусть одних скелетов... Но кто дал мне на это право? Не я их туда клал, не мне и вынимать. Впрочем, о чем это я? Бандитка, с которой свела меня судьба, отказалась женщиной отзывчивой. Мы грабили прохожих, и у нас всегда было, что сказать друг другу. Хотя она ни черта не понимала по-русски, а я, в свою очередь, по-колумбийски. Мы говорили на языке конопли. Я больше никуда не еду. Мое место там, где я нахожусь. Моя любовь находится на своем месте. Боюсь, мы не соприкасаемся. Я буду писать ей письма, я буду читать её стихи. У всего есть свой личный упадок. Мой упадок уже есть. Он наступил вместе с разноцветными огнями реклам и шуршанием шин по асфальту; с загадочными улыбками и мужчинами с похмелья; вместе с чужими коленями и модной болезнью; вместе со мной он и уйдет, не будем ему мешать. Т-с-с! Костя, ты слышишь, как поют в небесах, кто это поет. Им бы лопаты в руки... Боже, как мы далеки от деревни! Преклоните колени! Перед вами тот, кто всю жизнь свою положил на доказательство бессмысленности этой самой жизни. И вот два постулата:
1. Ничего не происходит.
2. Если что-то и происходит, то слишком поздно.
Мир катится к черту. И мы вместе с ним. Что остается? Собирать пустые шприцы и тупые колючки? Выходить под грозу и звать молнию? Ехать в Испанию, чтобы наконец-то узнать, зачем надо было ехать?
Милый Костя! А что же я? Я все так же в Колумбии. Газеты уже окрестили нас "Бонни и Клайд XXI века". Мы убили трех шерифов и двух владельцев одного бистро. Нет, любовью мы не занимаемся. Нельзя нарушать традицию: ты же помнишь, по версии Пена У. Битти не трахал Ф. Данавэй. Легенда на то и легенда. Я научился хромать. Все путем. В скором времени нас убьют, я чувствую, что нас убьют. Нас изрешетят из автоматов, мы сползем с автомобильных сидений, и пойдут титры, и Бог встанет с почетного места в первом ряду и уйдет из зала. Включат свет - и настанет полная тьма.
Обнимаю, твой Клайд.

P.S. Бонни целует тебя. Ей сейчас не легко - она ранена.

P.P.S. Cкажи Сонечке, что я решил сохранить нашего ребенка. Пусть рожает".


Я отложил письмо. Черт-те что! Необходимо срочно бежать и искать эту Сонечку. А то, чего доброго, она аборт сделает! А его вовсе и не надо.

Глава 13
Feeling. В поисках Сонечки

Когда я вышел на улицу, был поздний вечер. Неохотно накрапывал мелкий дождик. Фонари бросали на землю свои желтые взгляды, полные ненависти и превосходства. Улица извивалась, словно агонизирующая змея. (О! Как меня, однако, клинит. Нельзя так, надо поспокойнее). Итак, улица была как улица. Фонари как фонари. А сама ночь, как тысячи других ночей, неотличимых друг от друга. Путь мне предстоял длинный: пешком до Невского. Именно там, по моим представлениям, должна была обитать Сонечка. Почему там, спросите Вы. А я и сам не знаю. Смутное воспоминание: Сонечка, Достоевский, Васильевский остров. Но, повторяю, причем чем тут Невский, я и сам не знал. Через пять минут я был уже рядом с метро "Невский Проспект". Скорость с которой я передвигался, удивила меня самого. "Этак и за черту города можно вылететь" - подумал я. И только я об этом подумал, как все вокруг закружилось: дома, машины, одинокие прохожие пронеслись мимо в черном вихре; жалобно мяукнула кошка, прикусив собственный хвост; пробила полночь, и я очутился посреди незнакомого шоссе. Черта города уступила свои права черте оседлости, и рядом со мной, визжа тормозами, остановился рефрижератор "Mask". Из кабины выползла шоферская улыбка. Неприятно урча, она застыла в воздухе и уставилась на меня. (То есть, как это - уставилась!? Нет у улыбки глаз! Не может такого быть. Хотя, с другой стороны, право на авторский вымысел никто не отменял). Уставилась, значится.
- Куда? - спросила.
- На Невский.
- Садись.
Я запрыгнул в кабину, и тотчас стушевался. Между мной и водителем притулилась бледная Немочь, как мы себе ее представляем. (Господи! Ну что за чушь?). Одета она была в хэбеэшное платьице, голубое в красный горошек.
- Это моя дорожная жена, - ухмыльнулась шоферская улыбка, - познакомься с парнем, Сонечка.
Я вздрогнул. "Сонечка?! Неужели та самая?"
- Скажите, - начал я, - Вы, случайно, Лаврова не знаете?
- Странный у тебя метод знакомиться! - прошелестела в ответ Сонечка.
- Да, нет, Вы меня не поняли...
- И, что, клюют бабы? - не слушая меня, спросила Немочь, и сама себе ответила: - клюют, наверное.
- Да, я не об этом...
Совершенно игнорируя мои жалкие попытки налаживания беседы, Сонечка продолжила:
- Вот, идешь ты по улице, а навстречу - смазливая телка. Ты к ней: "Извините, а Вы Лаврова не знаете?" Она: "Нет, не знаю". А ты: "А вот он Вас знает". Она: "Неужели?". Ты: "Да, да. И очень много о Вас говорил". Она, кокетливо поправляю лямку лифчика: "Надеюсь только хорошее!" Ты, беря ее под руку: "Самое лучшее". И дело почти в шляпе. Бедная девочка не знает, что никакого Лаврова и в помине нет, что все это лишь - плоть и томление духа...
- Как это - нет?! - вскричал я, - это Лаврова-то нет?!
- И не было, - хладнокровно подтвердила белая Немочь.
- Ай да жена! - хохотнула шоферская улыбка, но тот час столкла.
- А что же было?! - уже не контролируя себя, вскричала.
- Что?! - задумчиво переспросила Сонечка, - а вот что:

"2 августа лета 1998 от Рождества Христова сидел за столом молодой человек с кроваво-красными глазами..."

Глава 13 (б)
Моя мать была томагавком

2 августа лета 1998 от Рождества Христова сидел за столом молодой человек с кроваво-красными глазами. Перед ним стояла тарелка с только что испеченными пузырящимися блинами. Но он не ел. Угрюмым взглядом, буравя стенку кухни, он ждал, когда остынет. Вошла женщина с газетой в костлявых руках.
- Почему ты ничего не ешь? - спросила она, - ты даже не притронулся.
Так как он ничего не ответил, женщина вздохнула и села напротив. Теперь взгляд молодого человека буравил ее высохшую грудь.
- В газете пишут, что надвигается засуха, сказала женщина.
Она опять вздохнула:
- А у нас уже неделю идет дождь. Тебе это не кажется странным?
Молодой человек судорожно глотнул, ноздри его затрепетали. Наверное, почувствовали блинный аромат. Но через секунду все стало по-прежнему.
- Не хочешь есть, - сказала женщина и укоризненно покачала головой. - Так нельзя. Я вынуждена позвать доктора.
Молодой человек вздрогнул и посмотрел на блины. Желтой горкой они лежали перед ним. Совсем остывшие, стекаюшие маслом на тарелку, подгоревшие с одной стороны и, наоборот - недожаренные с другой. Он перевел взгляд на женщину. Он силился что-то сказать. Его губы исполняли какой-то замысловатый танец. Но ни одного слова не сорвалось с этих губ. Взгляд молодого человека вновь потерял всякий смысл и уперся в левую грудь женщины.
- Я позову врача, - сказала женщина и встала. - И не смотри так! Ты не должен там смотреть. Я не твоя мать, Эдип.
Женщина вышла.
Молодой человек поднял голову и, глядя в белый потолок, отчетливо произнес:
- Это не моя мать, моя мать была томагавком.
И уронил голову в блины.


- Эй, парень, приехали!
Я открыл глаза. Шоферская улыбка весело подмигнула мне и добавила:
- Невский.
- А что было дальше? - повернулся к бледной Немочи, - его вылечили?
- Это не важно, - ответила Соня, - главное - съели ли он блины?
Задумчивый, я вылез из машины, и еще долго махал вслед исчезающему во тьме рефрижератору.

Ночь полностью вступила в свои права. Невский горел всеми возможными цветами. Ярко-красные вывески "Fast Food" соседствовали с переливающимися рекламами ночных клубов; мрачные огни у входа в метро соседствовали с золотой россыпью звездочек за стеклом ресторана "Европа"; прячущие камень за пазухой, нищие соседствовали с мальчиками на сотовых и шестисотых; все соседствовало со всем. Но не было Сонечки. Где же искать? Ответ напрашивался сам собой: искать следует там, где менее всего предполагаешь найти.

Твердым и уверенным шагом двинулся я по левой стороне Невского в сторону Фонтанки. Интуиция подсказывала, что именно там, на Аничковом мосту, встречу я таинственную Сонечку. Воображение рисовало картины, одна ужаснее другой. Вот бедная девушка свешивается за ограждение, полными слез глазами всматривается в мутные воды Фонтанки; вот она переваливается через перила; падает; предсмертный вопль летит над городом, и проклятые волны скрывают ее растолстевшее тело. И сразу раздается дикое ржание клодтовских коней.

Я уже бежал. Лавров мне не простит, если я опоздаю.
- Парень, анашки хочешь?
Я затормозил. Спросивший оказался маленьким курчавым пареньком в узких брючках и с лукавой ухмылкой на губах.
"Хочу ли я анашки? - подумал я, - скорее, все-таки, хочу, чем - не хочу. Но, с другой стороны, там на мосту, быть может, в эту минуту происходит то, что, если произойдет до конца, будет мучить меня куда больше, чем панцирная кровать на втором этаже моей дачи, на которой я до сих пор не научился спать, потому что не понимаю, как это задница может быть на порядок ниже головы и ног, при том, что и задница, и голова, и ноги - все части одного и того же тела, находящегося в горизонтальном положении по причине сна.
- Хочу! - ответил я и глубоко затянулся.
- Ну, так вот, - продолжал новый знакомый, - вся моя жизнь - это зависть в чистом виде. Я завидовал всегда и всему. Если быть до конца честным, то я завидую людям. Если бы все они исчезли, я был бы счастлив. Я бы взял фотоаппарат и ходил бы по пустым улицам; снимал бы вымерший город... Я - знаток ракурса. У меня есть вкус. Но, черт возьми, чтобы прокормить семью, я вынужден заниматься халтурой. Я делаю фото на паспорта, а сам размышляю о том, как лучше снять водопад Виктория. Ты видел водопад Виктория?
- Нет, - ответил я, - но могу тебе посоветовать перейти на героин. Через пару месяцев тебе будет наплевать на этот гребаный водопад. А через полгода ты не сможешь вставить пленку в аппарат. Потому что забудешь, как это делается. И, к тому же, это перестанет быть интересным.
- У нас есть много общего, - сказал фотограф.
- Я - добрый, сказал я, - и не работаю на разведку.
- Откуда ты знаешь, что я - работаю? - изумился фотограф.
- Все работают, - ответил я, приняв паровоз, - все, кроме меня. Когда я иду по улице, я чувствую, что каждый встреченный мной человек служит в главном ведомстве, где вечерами сидят другие люди и обрабатывают полученную за день информацию. Когда они узнают все, меня вызовут и попросят дать ответы на некоторые вопросы. А что я им скажу?!
Фотограф задумался.
- Знаешь, - наконец сказал он, - у меня был знакомый, который на вопросы: "Где он был и что делал?", отвечал: "Заблудился".
- И что с ним стало?
- Его отправили в Космос. Теперь он летает между звезд, и на вопросы инопланетян: "Что он здесь делает?", отвечает: "Заблудился". По крайней мере, сейчас он на своем месте.
- Да, у нас с тобой много общего, - согласился я, - мы любили одних и тех же женщин.
- Двух, - уточнил фотограф.
- Трех, - сказал я, - если считать тот пьяный инцидент с твоей будущей женой за неудавшуюся попытку любви.
- Кстати, - вспомнил я, - ты не видел поблизости какую-нибудь Сонечку. Желательно беременную.
- Как мы все-таки любим евреек, - задумчиво произнес фотограф, - нас хлебом не корми - только дай еврейку.
- Ничего не попишешь, - вздохнул я, - интеллигентское воспитание, блин.
- Это было, когда я учился на третьем курсе Университета, - тихо начал фотограф, - мне было, сколько? 19, похоже. Как-то перед летней сессией я пошел в библиотеку. Надо было что-нибудь по истории почитать. И там я встретил ее. У меня тогда был ступор. Я писал музыку, но музыка не получалась. Я сочинял стихи, но когда сравнивал их с написанным ранее, приходил в ярость и уничтожал вирши. Все не клеилось. И, вот, я встретил ее. Она училась там же, где и я, но на курс младше. Мы стали встречаться. Не поверишь, но целых три месяца между нами ничего не было. Все слова были сказаны, и говорить больше было не о чем. То есть, не нужно. Однажды, в начале осени она стала моей. Мы решили никогда не расставаться. Мои друзья были в шоке. Я, который менял женщин, как перчатки, вот уже полгода жил с одной, и, более того - собирался на ней жениться.
- Ты женился, и через три месяца она умерла от рака? - спросил я, - верно?
- Да. Это была ужасная смерть.
Фотограф начал забивать третью сигарету.
Я ждал с невозмутимым видом.
- Это еще что, - сказал я, сделав первую затяжку, - лет семь назад я влюбился в одну даму. Она понимала меня с полуслова. Две недели мы вообще не выходили из постели. И не вылезали бы и дальше, но в доме кончились продукты. И моя любимая пошла в булочную. Я следил за ней из окна. Она пошла через стройку, а был понедельник, работа в самом разгаре.
- Ее задавил экскаватор? - затянувшись, спросил фотограф.
- Точно. У нее и так-то были длинные ноги, а стали вообще метра по три каждая.
- Ты говоришь, она пошла в булочную?
- Да, - ответил я.
- По этому поводу есть анекдот...
- Не надо, - попросил я, - мне пора. Надо спешить.
- Завидую я тебе, - на прощание сказал фотограф, - у тебя дело есть - Сонечку искать.
- Брось, - ответил я, - гиблое это занятие. Если бы не Лавров, в жизнь бы не согласился.

Отойдя на довольно приличное расстояние, я остановился и, закурив "аполлонину", посмотрел на часы. Начало второго. Вся ночь впереди.
- Прибыли! - услышал я чей-то истошный вопль, - они прибыли!
- Кто? - крикнул я, - кто они?
- Инопланетяне! Они прибыли. Приземлились на Дворцовой! Их много! Неисчислимое множество!
- И что они делают? - спросил я у голоса.
- Ассимилируются! - был ответ. - Наши женщины словно взбесились. Они хватают иноземцев прямо у трапа. Те даже спуститься не успевают. Но их много. Очень много!
Быстрым шагом я направился к Дворцовой. По дороге мне встретилась безумная девушка. Рот ее был открыт, глаза выпучены, футболка на груди разорвана.
- А-а-а! - кричала сумасшедшая, - я говорила... Меня никто не слушал. Я ему говорила: бросишь меня - улечу! А-а-а! Они за мной прилетели! Теперь я улечу... Марсиане!
Поравнявшись со мной девушка остановилась и, ткнув в меня пальцем, тихо забормотала:
- The past a dead fish between us whats a fine fish, my friends say. I agree...

Не дослушав, я бросился бежать. Происходило что-то очень важное, и на это важное было необходимо успеть. Арка Главного Штаба кишела и пузырилась. Сотни почти неразличимых во тьме человекообразных пытались прорваться на Площадь. Просочиться через этот живой заслон было практически невозможно. Я изменил маршрут, надеясь, что с Мойки попасть на Дворцовую будет легче. И, точно, людей почти не было. Навстречу мне попался мужчина в скафандре.
- Извините, - сказал я, - вы оттуда?
- Ага, - с готовностью откликнулся он, - вот, на костюмчик поднялся.
- Вы убили инопланетянина?
- Что вы! - всплеснул руками мужик, - я выменял его на жену.
- Как это? - изумился я.
- Очень просто. Мы с женой пришли на площадь самыми первыми. Я увидел марсианина, а он увидел мою жену. Я сказал ему, что если он подарит мне свой скафандр, я подарю ему свою жену. Все произошло с обоюдного согласия. К тому же наши женщины оказались очень падки до этих членоголовых.
- Членоголовых? - переспросил я.
- Ну да. А вы, что их еще не видели.
- Нет.
- Обязательно посмотрите. И вы поймете, почему наши женщины... Впрочем, я побежал. У меня дома еще теща есть. Хорошо сохранившаяся.
И он убежал.

В небывалом волнении я ступил на камни Дворцовой. Всюду, насколько хватало взгляда, были люди. Толпа шевелилась, рычала и по-женски взвизгивала. И вдруг расступилась. В образовавшемся проходе стал виден стоящий у самого столпа Космический корабль, а по самому коридору из центра площади мчался инопланетянин. Он летел прямо на меня. Я понял, отчего все женщины потеряли голову и впали в безумие. На меня несся член. На победно вздыбившийся головке сверкал красный глаз, и круглые ножи легко отталкивались от земли. Через инопланетянское плечо (хотя плеч-то вовсе и не было) была перекинута молоденькая обнаженная девушка. Марсианин явно искал тихий уголок. Пролетая мимо меня, девушка раскрыла глаза и облизала язычком розовые губки. - Сонечка, - выдохнул я.

Необходимое примечание

Я предвижу неудовольствие некоторых слушателей по поводу этих самых марсиан. Заявляю твердо и определенно: они выглядели именно так, а не иначе. Утром они улетели. Было около месяца назад, то есть в начале июля. Так что плодов их деятельности пока не видно, но к марту они обязательно появятся. Вот это будет подарок женщинам на 8 марта!

Итак, продолжаю...
- Я плохая, я - испорченная. У меня было много мужчин. Я их всех и не помню толком. Так, блеснет иногда в памяти то край очков, то кусок уха, то трехдневная небритость... А так, чтобы полностью, этого нет. Да и имена уже путаются. А тебя как зовут?

Я открыл глаза. Надо мной висело женское лицо. Прекрасное женское лицо.
- Костя, - ответил я, - а тебя?
- Ты же знаешь. Соня.
- Ах, да. Соня. Значит, это ты?
- Значит, это я.
- А как ты здесь оказалась?
- Ты позвал, вот и оказалась.
- Значит, ты меня любишь?
- Получается, люблю.
Я приподнялся на локте.
- А Хемингуэя ты любишь?
- И Хемингуэя люблю.
- И кого ты больше любишь: меня или Хемингуэя?

Соня задумалась. Машинально откинула со лба непослушную прядь волос, закусила губку. Высморкалась. Отошла за угол. Вернулась с толстой книжкой в руках. Углубилась в чтение.
- Нет, все-таки, Хэма люблю больше, - сказала она, словно оправдываясь.
- А Ремарка любишь? - спросил я с неподдельным интересом.
- Ремарк - вторичен, - не задумываясь, ответила она.
На этом вроде бы кумиры закончились. Конечно, оставались еще Дос-Пассос и Беллоу. Но последнего я не читал, а первый уже умер.
- Значит, Хемингуэя ты любишь больше чем меня? - спросил я гладя ее волосы. - Может, ты еще с ним и спала.
- Ну, что ты, глупый.
- Нет, скажи - спала?
Сонечка поморщилась.
- Это уже какой-то Годар пошел.
- Куда пошел? - не понял я.
- В гости к Бельмондо, - съязвила она и откинулась на спину. Маленькие холмики грудей поднимались и опускались в такт легкому дыханию. (О, Боже! Какая пошлятина).
- Иди сюда! - тихим ночным голосом произнесла Соня.
- Зачем? - спросил я, как дурак.
- Ну, почему же "как"? - усмехнулась она, и обняла меня за шею.

И все стало не важным. Война в Грузии, суд над Клинтоном, побег одиннадцати бандитов в тундру - все это отошло на задний план. На переднем остались лишь эти холмики, ямочки, гаечки и клюшечки.
Когда все закончилось, и миру было разрешено двигаться дальше, Сонечка встала и сокрушенно покачала головой.
- Я не предохранялась.
- Ну и что? - удивился я, - я тоже не предохранялся. Да и вокруг ни души! Чего бояться.
- А если я залетела. Что прикажешь делать? Аборт?
- Ни в коем случае, - воскликнул я, - Лавров меня убьет. Ты должна оставить ребенка ради него!
- Ради кого?
- Ради Лаврова.
- Да при чем тут Лавров? - застонала Сонечка, - какое отношение твой Лавров имеет ко всему этому. Это, что его ребенок?
- Ну, не мой же, - улыбнулся я.
Сонечка застыла с открытым ртом.

Еще одно необходимое примечание

Мало того, что героиня застыла с открытым ртом, так ведь и автор оказался в таком же положении. Он (то есть, я), не представляет, как будет выпутываться из ложной ситуации, когда два героя романа находятся в таком близком родстве, что действия одного из них приводят к ответным действиям, но уже направленным на другого героя. Надеюсь, слушатель понимает, о чем речь. Если не понимает, то объясню: стоят два человека напротив одной стены. Первый кидает мяч в эту стену. Мяч отскакивает ко второму. А второй не знает, что с ним делать, так как он этот мячик, собственно, впервые видит.
Ладно, оставим все как есть. Пусть Сонечка так и стоит с игриво открытым ртом. А чтобы как-то закончить этот невнятный эпизод и оправдать ее открытый рот, введем дантиста, которого она якобы ждет.

- Здравствуйте, - сказал дантист, - на что жалуетесь? Впрочем, о чем это я?! На что может жаловаться человек, к которому пришел дантист?! Понятно, что не на погоду. Как это я сразу не догадался. Старею, бродяга...
Дантист улыбнулся и достал из чемодана гаечный ключ.
- Что такое? - воскликнул он, - зачем это? Я же дантист, а не скрипач. То есть, не геолог. То есть, не аквалангист. Может, я футболист.
Дантист прыгнул и поймал мяч.
- Нет, - сказал он, - я не футболист. Но все мои братья были футболисты, кроме старшего, его вообще не было. Значит ли это, что я - старший в семье?! Может ли единственный сын пойти в зубные техники? И лишь для того, чтобы крошить, ломать, вырывать чужие зубы.
Дантист замолчал. Неожиданно кто-то укусил его за нос.
- Перестаньте, - попросил дантист.
(И правда, пора уже перестать, а то чушь какая-то получается).
- Вот-вот! - захныкал дантист, - Вы говорили - просто подойти к девушке, и чуть-чуть поковырять у нее в зубах. А сами вон чего понаписали. Так нечестно.
Дантиста опять укусили за нос. Громко крича, он бросился бежать и вскоре исчез за углом Зимнего Дворца.
Пробегая мимо меня, он грязно выругался.

Я посмотрел на часы. Полчетвертого. Ночь была в самом разгаре. Надеюсь, мне удастся найти Сонечку до того, как она сделает аборт или, наслушавшись Башлачева, выкинется из окна. И я зашагал в сторону Сенной.
Почему я решил, что именно там, среди торговцев белой смертью и просто торговцев, найдется таинственная Сонечка?! Не знаю.
На Сенной было тихо.